Выйский медеплавильный завод
Меченный печатью неудачи
В ладонях июньского солнца, излучая жар столетий, пылала "Шапка Мономаха". Тускло щурились на румяном ее челе лишь подслеповатые сколки руды да пустые глазницы неизвестно когда утерянных образцов. Гордость Нижнетагильского государственного музея-заповедника горнозаводского дела Среднего Урала - рудная пирамида. Символ богатств края нашего, незаурядного таланта работных людей.
На пластинке, опоясывающей основание, вязь гравировки: "Сия гора содержит на себе медные и железные руды, которые в ведомстве господина дворянина Акинфия Демидова лежащие при сибирских его заводах. Содействовала ноября 1728 года".
Кованная из меди, усыпанная "самоцветами" освоенных месторождений, пирамида с самолюбованием хозяев повествовала о размахе устремлений семьи заводовладельцев. Повествовала о каторжной доле добытчиков демидовской славы.
...Приподнимаю рукотворную горку. Взору открывается "шахта", фигура облаченного в немецкий кафтан рудокопа. Треух, камзол, светская обувь - кукольная правда об истинной судьбе узника горы.
Минералогическая пирамида. Рудные образцы 38 месторождений - точно ордена с парадного дворянского платья. Даты их "обручения" с фамилией Демидовых - словно государевы указы.
Один из них, вышедший из-под пера чиновнике Берг-коллегии 20 декабря 1720 года, гласил:
".. Велено тулянину Никите Демидову в Сибирской губернии в Верхотурском уезде на государевой порозжей земле за речкой Выею, где он нашел медную руду, на оном месте построить ему медный завод за свои собственные деньги и на том заводе плавить ему медь... А лесу ему за речкою Выею близ того медного заводу на железный его завод, который он начал строить на Тагиле-реке у Магнитной горы, рубить и возить не велено под опасением немалого штрафа, чтоб в том лесу оскуднения не было".
В большой нужде на медь пребывала в те времена Россия. В большей, чем на железо. Оттого всемерно поощрялся медный промысел. Хваткие Демидовы в ситуации этой собственный интерес разглядели быстро. На ландкартах сибирских их гербом метилось впрок многое. Порой даже без должной разведки, со слов. В результате обещанный государству медный "пряник" нередко оказывался все тем же, железным.
"Велено... построить завод". В горном крае нашем испокон веков особые знаки почитания выказывали городоставцам.
"Надо рубить завод", - говаривали встарь. И все понимали: речь об основании поселка а при щедротах недр - города.
Появлялись бревенчатые дворы. Один. Напротив другой. Затем - третий, десятый, сотый... У лица их струилась дорога - улица.
Выбравшие это место на жительство становились "улицкими людьми"; с общими судьбой, бедой, радостью. Со своим прошлым, настоящим, будущим. Улицы "собирались" в концы, концы - в части, а части - в город.
Ухабистой лентой заструилась по лесным увалам дорога к выйской залежи. Прорубаясь, прошли здесь демидовские рудознатцы, беглые крестьяне, затаенные раскольники. Протряслись с немудреным скарбом своим люди купленные, в карты проигранные. За ними порешили купцы. Вослед - попы.
День ото дня все решительней раздвигал тайгу заводской поселок, поудобней устраиваясь на пологом берегу речки Выи. Радоваться бы, а хозяин кручинился, - опытные плавки разочаровывали низким выходом металла. Пуск завода откладывался до 8 (19) октября 1722 года - до первой настоящей плавки.
Она и подвела черту еще теплившимся надеждам. Руда оказалась более чем убога: содержала только полпроцента меди. И все же завод был благословлен на жизнь. Из первовыплавленных пудов Никита Демидов приказал изготовить доску, наподобие столешницы, и преподнес ее Петру Великому.
Однако уже вскоре подлинное лицо "удачи" императорского любимца было высвечено командиром уральских и сибирских заводов В.И. Геннином. В сентябре 1723 года он писал государю:
"О Демидова медном промысле тебе доношу, что он прежде доносил, чая много быть меди, а ныне я был на тех его рудниках с бергмейстером Блиером для осмотра тех мест и усмотрели, что та его руда оболгала: сперва набрели они на доброе место, где было руды гнездо богато; а как оную сметану сняли, то явилась сыворотка: руда медная и вместе железо, а железа очень больше, нежели меди". Амплитуда успеха выйских рудоплавов колебалась не одно десятилетие. То ежегодный выпуск меди измеряли десятками пудов, то - сотнями. Железа же выделывали порой в тысячу раз больше. Чтобы хоть как-то поддержать "медное дело", уральцы занялись изготовлением посуды.
Выйский поселок, расположенный в трех верстах от Нижнетагильского, несмотря на туманную свою перспективу, развивался. К середине XVIII века его 260 домов составляли пять улиц.
И все же дождался завод своего заветного "медного часа". Нашлась-таки чудо-руда, и не где-нибудь за тридевять земель, а под боком, у подножья магнитной горы Высокой. Медно-Рудянским нарекли это месторождение, открытое в 1814 году. Медно-Рудянским назвали построенный здесь рудник. В тот год выйские мастера выплавили для них небывалое - 2397 пудов добротней штыковой меди.
Аппетит, как известно, приходит во время еды. С азартом удачливых игроков Демидовы принялись строить шахтные печи. (К концу века их было здесь уже более трех десятков.) Высшей выплавки меди они достигли в 1852 году, произведя около 198 тысяч пудов. Эксплуатация подневольных была жестокой. Заводовладельцы требовали относиться к провинившимся "без всякого послабления", воспитывая радивость "цепью и кучною ломкою". Когда провинностей не случалось, их выдумывали. Тем и держали людей в страхе и повиновении.
Производство меди по сравнению с железоделанием отличалось большей сложностью, длительностью процесса. Чистый металл, как правило, извлекался, лишь пройдя три операции, не считая предварительного обжига руды, дополнительного рафинирования меди. Печи были невелики - все вмещались в одном здании.
Адскую атмосферу в плавильне - ее жар и смрад - изобразил побывавший здесь художник В.Е. Раев. Выдержать изнуряющий ритм, заданный приказчиками и их подручными, под силу было лишь молодым. До старости не доживали. Да и как дожить, если за спиной 414 работающих здесь рудоплавов в поиске очередной жертвы неусыпно несли свою вахту 33 караульщика. Штрафы, удары плетьми сыпались налево и направо.
Но, несмотря на бешеную эту гонку, выгодность медного дела обреченно уменьшалась: рыночные цены на металл падали, добыча же руд, требовавшая проникновения к более глубоким пластам, становилась дороже.
Взвешивая "за" и "против", заводоуправители, занимаясь дележом дефицитного топлива, все чаще выделяли его более доходному железному производству. Предпочтение это выносило приговор Выйскому медеплавильному.
Впрочем, незавидный жребий отвергнутого выпадал и знаменитому, меченному "старым соболем" высококачественному уральскому железу: капризы мирового рынка выдвинули на первые позиции дешевый европейский металл. Искать покупателя пришлось даже в родном Нижнем Тагиле.
Посетивший демидовские заводы писатель и публицист В.И. Немирович-Данченко обратил внимание на массовое развитие здесь различных промыслов: "Благодаря тому обстоятельству, что казне зачастую оставляла своих рабочих без хлеба и дела, они поневоле привыкли к другим ремеслам.
Ради сбыта металла заводская администрация всячески поощряла местных мастеровых. Крепостным дозволялось даже откупаться от обязательной заводской повинности или нанимать вместо себя вольных людей.
На земле этой родилась знаменитая уральская лаковая роспись, тайна которой не разгадана и по сегодня.
Первую бронзолитейную фабрику создал на Выйском заводе литейщик Ф.Ф. Звездин. Талантливые творения мастера "Мальчик, вынимающий занозу", "Девочка в молитвенной позе", "Сноп пшеницы" непременно вызывают восхищение зрителя.
А как здесь чеботарили, расписывали бураки, Ладили экипажи! Какую вывели высокопродуктивную тагильскую корову!
И впрямь, хрупкость заводского благополучия, резкие перепады ее "барометра" побуждали к творчеству, к борьбе за прогрессивное, передовое. "Самоохотной выучкой" многие выйские крепостные стали мастерами из мастеров.
Слова об этой выучке начертал на одном из своих изобретений автор удивительных астрономических и музыкальных часов Егор Кузнецов, выросший в семье кузнеца Выйского завода. Часы эти, поражающие воображение, искусный механик снабдил календариком - святцами, органчиком, наигрывавшим шесть мелодий, действующей моделью "кричного цеха", в котором "трудился" бронзовый мастер. Двадцать лет создавал тагильчанин свое творение.
Конечно же, в свободное от заводских забот время. А заботы эти не отпускали ни днем ни ночью. Сколько сил и изобретательности было положено Кузнецовым, чтобы соорудить на Медно-Рудянских шахтах, захлебывающихся от избытка грунтовых вод, отливную и рудоподъемную машину. Это им, Егором Георгиевичем, почти два с половиной века назад была предложена идея непрерывных ковшей, используемая и ныне в экскаваторах, землечерпалках, многоковшовых погрузчиках. Трудно переоценить вклад народного умельца и в создание прокатного стана непрерывного действия.
В 1803 году изобретатель Кузнецов, а было ему тогда 76 лет, отправился на сконструированных им музыкальных дрожках в Москву, где во время коронации подарил их супруге императора Александра I. "По высочайшей воле" замечательный мастер вместе со своей семьей был освобожден от крепостной зависимости.
...Их выйский дом стоял у самой заводской плотины. Босоногие мальчишки всегда толклись подле, влекомые любопытством: какое такое чудо рождается в сарае Кузнецовых на этот раз? Бывал в ватаге подростков и Ефимка Черепанов, сын приписных к заводу крестьян.
Позднее, став плотинным Выйсксго завода, будущий изобретатель паровоза Е.А. Черепанов не раз вспоминал уроки механика самоучки. Пригодились очи ему и при создании на заводе "механического заведения", обеспечивающего рудники и плавильни всевозможными механизмами, токарными, фрезерными, сверлильными устройствами. Здесь рождались детали тагильской "пароходки", здесь ожила не одна черепановская паровая машина.
Нет, Черепановы не были баловнями судьбы. Настойчивость и подвижничество вели их путями творчества. Через неудачи и разочарования, через несправедливость и завистливые наветы...
Не могли они не прийти на это Выйское поле, где на расстояние в 400 сажен протянулась первая в России чугунная дорога с паровой тягой. Дорога их надежд. И вот уже "пароходный дилижанец... поставили на колесопроводы. К нему прикрепили фургон с запасом древесного угля и воды... и повозку для поклажи и... пассажиров".
Восторгу земляков не было предела. Черепановых тысяче-языко славили в выйских домах. И не только в них. Весть о невиданном "сухопутном пароходе" "Горный журнал" сообщил читателям в августе 1834 года. Во всех уголках Отечества отозвалась она гордостью.
9 сентября в Нижний Тагил пожаловал сам губернатор Г.К. Саластенник. О визите его сообщалось Петербургской конторе Демидовых в особом рапорте. "...С... любопытством осматривал пароходку и даже изволил кататься на ней, причем с особым чувством благодарил наших механиков, а Ефима Алексеева даже целовал, говоря, что ему до крайности приятно, что первая пароходка в России сделана в Пермской губернии.
Не велика польза была от всех этих восторгов-нежностей. Не пробил "делижанец" себе дорогу на просторы Родины. Не принес свободы творцам. Сын Ефима Мирон - помощник отца и отменный механик - еще несколько лет продолжал оставаться крепостным. Чисто символической оказалась и полученная им "вольная": с него взяли подписку о невыезде с демидовских заводов. Да и куда он мог выехать, если семья его по-прежнему оставалась в кабале.
Немало талантливых людей разделили судьбу свою с Выйским заводом. Механик Федор Шептаев наладил здесь ковку медных гвоздей считавшихся незаменимыми при строительстве кораблей. Крепостной изобретатель Степан Козопасов построил штанговую машину для медного рудника.
А сколько самобытных дарований получило "огранку" в стенах Выйского заводского училища! Инженер Павел Мокеев, металлург Иван Макаров, литейщик Федор Звездин, художники Худояровы, организатор производства Фотий Швецов...
Разделяя помыслы декабристов, Фотий Ильич доставил во Францию письма и книги И.И. Пущина его другу - ученому и литератору Н.И. Тургеневу. О поступке инженера-металлурга стало известно заводовладельцам. Швецова уволили, обрекая на одиночество и нищету...
Обреченным оказался и сам завод. Не отвратили его от надвигающегося краха ни переход на минеральное топливо, ни проведенная реконструкция. Замкнутая патриархальность Тагильского горного округа, упорно сохраняющиеся в нем помещичье-феодальные пережитки все отчетливей проявляли, "оторванность от общего торгово-промышленного движения времени".
В 1918 году Выйский медеплавильный выдал последнюю плавку. Часть оборудования его растеклось по другим предприятиям. Многое за ненадобностью пошло в переплавку.
Остались старые стены да музейная рудная пирамида с чеканной датой рождения завода в излучине речки Выи. Осталась кованная тагильской медью, воспетая Пушкиным адмиралтейская игла. Остались паровозы, десятки паровозов, взошедших на постаменты памяти.
Б. КОРТИН.
Литература: Газета "Уральский рабочий " от 14.06.1988.