"Восстановление законности" в деятельности репрессивных органов. 1938-1940 гг.
Кульминация массового террора в СССР пришлась на первую половину 1938 г. В последующие месяцы началось постепенное торможение плановой работы карательных органов, сокращались масштабы репрессий. Главная цель была достигнута - страна сломлена, люди оцепенели от страха и взаимных подозрений. Теперь для поддержания молчаливой покорности достаточно было проводить не такие многочисленные, но систематические аресты. Р. Конквест по этому поводу писал: "Органы безопасности продолжали время от времени прочесывать страну, ударяя по всем подозрительным элементам. В лагеря отправлялись ежегодно до миллиона человек… Но неистовство 1936-1938 гг. больше не повторялось".
Заголовки материалов "Тагильского Рабочего" сменили свою тональность: "Январский пленум ЦК ВКП(б) и V пленум ЦК ВЛКСМ о перегибах в борьбе с врагами народа"; "Борьба с клеветниками"; "Уметь отличать друга от врага"; "Реабилитация".
В публикациях "Тагильского Рабочего" за 1938 г. названы фамилии 16 жертв, но наряду с ними фигурировало девять фамилий "клеветников", появился ранее почти невозможный материал о реабилитации (первый и единственный раз он встретился в июльском номере за 1938 г.). Особенно активными доносчиками газета признала секретаря парторганизации завода Куйбышева Морозова и начальника отдела кадров Коксохимстроя Чередова. С подачи первого из них обвинили во вредительских намерениях более 20 человек, второго - 26 человек. Оба доносчика были изгнаны из партии и уволены с работы. Более того, Чередову дали два года тюрьмы. До середины 1938 г. "восстановить свое доброе имя" было совсем не просто. Например, из апелляций по восстановлению в партии, рассмотренных в бюро Свердловского обкома в 1937 г., была удовлетворена лишь каждая третья485. Однако Сталин попытался создать видимость восстановления законности. Постановление январского (1938 г.) Пленума ЦК ВКП(б) называлось "Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом подходе к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков". Аналогичное название было и у одного из постановлений V Пленума ЦК ВЛКСМ, состоявшегося в марте 1938 г. Передовая "Тагильского Рабочего" от 4 февраля носила название "Уметь отличать друга от врага", а передовица номера за 9 февраля - "Беспощадно разоблачать карьеристов и перестраховщиков". В ней объяснялось, что январский пленум ЦК ВКП(б) указал: "Еще не вскрыты и не разоблачены отдельные карьеристы-коммунисты, старающиеся отличиться и выдвинуться на исключениях из партии, на репрессиях против членов партии, старающихся застраховать себя от возможных обвинений в недостатке бдительности путем применения огульных репрессий против членов партии". Реабилитация в 1938 г. была только пропагандистским маневром, призванным постепенно остановить вакханалию "ежовщины". Массовые операции по осуждению и ликвидации людей прекратились только в ноябре 1938 г., а 17 декабря 1938 г. было принято постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) о недопустимости нарушений в следствии по контрреволюционным делам. В следующем - 1939 г. - в Свердловской области органами госбезопасности было арестовано уже 392 чел.
В соответствии с законами деятельности репрессивной машины, с наступлением нового этапа в политике партии нужно было убирать старых, дискредитировавших себя исполнителей. Ежов стал той необходимой жертвой, на которую впоследствии можно было возложить ответственности за крайности "Большого террора".
Наступило время иных, более скрытых действий, бразды правления в НКВД перешли к Берии. Он стал практиковать закрытые индивидуальные процессы, создал видимость восстановления законности путем реабилитации жертв грубо сфальсифицированных дел. Теперь репрессии сводились к ударам по немногим ключевым фигурам. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы сохранить контроль над страной на рубеже 1930-1940-х гг. Пропаганда помогла в этом карательным ведомствам. Вот типичные заголовки "Тагильского Рабочего" за 1939 г.: "Реабилитация", "Чутко и бережно относиться к члену партии", "Разоблачение клеветников". Однако в этом же году был снят председатель горсовета Семенов, продолжалась менее масштабная чистка на предприятиях.
В СССР в итоге генеральной чистки 1935-1936 гг. и "великой чистки" 1936-1939 гг. было исключено из партии 1220934 коммуниста. Получилось, что "в 1939 г. бывших коммунистов было на один миллион больше, чем коммунистов, состоящих в партии". Это явилось полным разгромом партии времен нэпа и созданием новой - сталинской.
В 1939 г. Берия, под видом восстановления законности, прочистил "ежовские" кадры НКВД. В результате наказали наиболее одиозных карателей, типа начальника УНКВД Свердловской области Дмитриева. При этом осуждались многие факты нарушения "законности". Вот лишь некоторые из них, содержащиеся в выписке из протокола судебного заседания Военного трибунала войск НКВД Уральского округа: "Подсудимый Чернышев пояснил: "Когда в Нижний Тагил приехал Пикерман, с которым я работал в Перми, он мне поручил собрать факты извращения следствия в Нижнетагильском горотделении, якобы необходимые для освещения вражеской деятельности Дмитриева, Боярского и других. Собирая эти данные, я узнал от следователей, что техник завода № 63 Сморыго был ошибочно арестован вместо отца, и Глинкин заявил, что Сморыго освобождать нельзя, так как он может рассказать о методах ведения следствия". Свидетель П. П. Князев показал: "Я с 1934 по 1938 г. работал в Нижнетагильском горотделении, последнее время был в подчинении у Глинкина. В период массовых операций по инобазе я работал у Чернышева. Мною окончен по кулацкой операции с соблюдением УПК ряд дел, а затем до 300 дел провокационным следствием, в основном осуждены только финны… Я, как и все остальные, добиваясь подписи протоколов, считал, что это необходимо для Советской власти. Арестованные татары были, как якобы связаны с японской разведкой. Конкретные указания, как вести следствие, Чернышев получил у Титова, и когда он нам об этом рассказал, то мы заявления от арестованных с их признанием в шпионаже брали легко. Многие арестованные были малограмотные, а татары, например, даже не знали русского языка и расписывались на татарском языке… Арестовывались люди без санкции прокурора. Брали санкцию тогда, когда дело было уже оформлено, и арестованные этапированы в УНКВД. В отношении некоторых арестованных компрометирующих материалов не было. В таких случаях, когда арестованный был уже расстрелян, а протоколы допроса им не подписаны, составлялся акт о том, что он от подписи отказался… "
Дело о контрреволюционной повстанческой организации, якобы существовавшей в Тагильском районе, было признано фальсифицированным. В справке, составленной для председателя Военного трибунала войск НКВД Уральского округа 17 декабря 1939 г., по этому поводу говорилось, что контрреволюционная организация была искусственно создана работниками НКВД путем провокационных методов следствия по обвинению Булгакова. В справке констатировалось: "В списке, написанном Булгаковым, якобы найденном у него при обыске, числится 2094 чел., как участники контрреволюционной повстанческой организации, из указанного и списка было арестовано 570 чел., из них осуждено к ВМН 211 чел., осуждены на разные сроки 162 чел., нет решений на 96 чел. и прекращено за недоказанностью состава преступления 314 чел. Не значится арестованных 1505 чел…" За фальсификацию дел работники НКВД Н. Я. Боярский был осужден на 25 лет ИТЛ, И. С. Глинкин - приговорен к расстрелу вместе с В. В. Котковым в 1939 г.
В материалах по "вопросу провокационных методов ведения следствия в период массовых операций" 1937-1938 гг. говорилось о том, что с назначением Боярского на должность начальника Третьего отделения УНКВД по Свердловской области были введены незаконные методы ведения контрреволюционных дел. Боярский признался в совершенных им подлогах при составлении списков контрреволюционного элемента в Кудымкаре и Нижнем Тагиле. На следствии он объяснил это так: "Потому, что путем этого подлога я имел возможность рапортовать о хороших успехах в следственной работе. Путем обмана советской власти, репрессий в ряде случаев ни в чем невинных людей, я хотел нажить себе авторитет… Точно назвать количество дел и лиц, привлеченных к ответственности по этим делам, которые были созданы путем провокационных методов ведения следствия, я не могу. Из числа арестованных кулаков, так называемых трудпоселенцев и лиц инонациональностей в количестве 24 тыс. чел., путем провокационных методов ведения следствия, были созданы в действительности не существовавшие шпионские, диверсионные и другие контрреволюционные формирования. Сейчас трудно сказать, какое количество лиц из этого числа было в действительности причастно к контрреволюционной работе, так как в процессе следствия ко всем арестованным применялись одни и те же провокационные методы".
В следственных материалах по Уральскому повстанческому штабу были названы инициаторы-фальсификаторы этого дела: "Создавались липовые дела с громким называнием и крупным масштабом. Таким дело является так называемый Уральский повстанческий центр. Это дело создано бывшим начальником УНКВД Дмитриевым, его помощником Дашевским и бывшим начальником Третьего отдела Боярским… "
Согласно заданию Дмитриева работал начальник ГО НКВД Нижнего Тагила В. В. Котков. Примеры его деятельности освещены в показаниях обвиняемых и свидетелей. Бывший оперуполномоченный Нижнетагильского ГО НКВД на допросе показал: "Котковым начальнику отделения… сразу же было предложено, кроме того знаю, что звонили из Управления по телефону… составить списки на меньшевиков, эсеров и анархистов, а также сионистов, после чего на всех выявленных лиц, примыкавших к политпартиям, были составлены списки и направлены в УНКВД. В ответ на это последовало распоряжение произвести немедленно их арест, что и было проделано, арестовано было около 100 чел…" Другой обвиняемый рассказывал: "Когда я был еще в Тагиле, то начальник ГО Котков, приехав из Свердловска с совещания, мне и Глинкину сказал, что имеет задание арестовать 500 чел. Приказал нам подготовить людей. Мы пересмотрели все имеющиеся дела и набрали, кажется, 150-200 лиц, на которых у нас имелись материалы об их контрреволюционной деятельности. Котков нас отругал, говоря: "У нас в районе 20 тыс. кулаков, а вы не знаете, где взять людей" - посадил нас в машины и повез на УВЗ в райкомендатуру, где, взяв учетные карточки, дал нам установку, кого выбирать: кулаков из районов, смежных с западной границей, донских и кубанских кулаков. Выбрали мы на этот раз карточек до 1 тыс. Дальше Котков дал приказание написать постановление на арест и периодически, проводя аресты по 100-200 чел., людей арестовали. Всего, таким образом, было в Тагиле арестовано кулаков, кажется, около 2 тыс., если не более… Арестованных передавали для ведения следствия бригаде…, а они делали из них участников контрреволюционных организаций и шпионов (безусловно, среди этого контингента были и действительные враги)… "
НКВД в этой вакханалии беззакония пытался как-то замаскировать свои действия. Так, в личных карточках арестованных на УВЗ мы видим разные записи: "отзыв по запросу НКВД", "арест", "уволен по ст. 47Д КЗОТ" (увольнение по причине ареста). Однако знакомство с судьбами людей, уволенных с завода по этим трем причинам, позволяет сделать вывод, что подавляющее большинство из них репрессированы по политическим мотивам. Приведем несколько примеров. Старший счетовод ЖКО УВЗ М. Е. Андрощук был уволен 16 мая 1937 по ст. 47Д, расстрелян 15 октября 1937 г., 16 января 1989 г. реабилитирован по Указу Президиума Верховного Совета СССР. Слесаря вагоносборочного цеха УВЗ А. М. Бера 31 декабря 1937 г. уволили по формуле: "отозван органами НКВД", 8 октября 1938 г. расстреляли, 18 марта 1960 г. реабилитировали. А. В. Васильеву, обмотчицу электромонтажного цеха УВЗ, уволили "по причине ареста", 7 февраля 1938 г. расстреляли, 1 сентября 1989 г. реабилитировали.
Результаты проведенной тотальной чистки партии и народа оказались неоднозначны. С одной стороны, Сталин стал безоговорочным диктатором огромной страны и создал "карманную" партию. Теперь достаточно было одного окрика вождя, чтобы страна поворачивалась направо-налево. Однако понесенные страной потери резко сузили возможности самого Сталина. За годы чрезвычайных мер в деревне (1933-1934 гг.) серьезно пострадали низовые советские руководители. Как уже упоминалось, в Свердловской области за полтора года сменилось 63,5 % председателей райисполкомов, 54,3 % председателей сельсоветов, 57,1 % секретарей. К еще большим потерям привел 1937 г. Областные руководящие органы обновлялись на Урале в 1937-1939 гг. по нескольку раз, то же было и в Уральском военном округе (за полтора года арестовано трое командующих), менялись трижды и начальники областных отделений НКВД. На промышленных предприятиях были арестованы почти все директора и многие ИТР до мастеров включительно. Как отмечал Н. Н. Попов, "это привело к нарушению преемственности руководства, падению производительности труда, росту аварийности". Привычное объяснение всего этого происками оппортунистов, врагов и вредителей не имело отношения к подлинной реальности и не помогло изменить ситуацию к лучшему. М. А. Фельдман, например, сделал следующие выводы: "К 1938 г. уральские организации ВКП(б) пришли обезглавленными и обескровленными. Их численность с 214750 чел. на 1 января 1933 г. сократилась до 72500 чел… Снизилась рабочая прослойка. К 1938 г. только 25 % вместо 41,6 % на 1 января 1933 г. был уничтожен практически весь партийный аппарат, сформировавшийся в 1920-1930-е гг." Потери коммунистов Урала были более тяжелыми, чем по стране в целом, что стало "одной из главных причин того спада в экономике Урала, который пришелся на 1937-1938 гг."
Командный состав и специалисты на производстве боялись доносов рабочих, рабочие боялись доносов секретарей парткомов и комитетов ВЛКСМ, те, в свою очередь, боялись НКВД. Поднятые на щит стахановцы, зачастую демагоги, ради которых нарушался технологический процесс, пытались командовать опытными инженерами. В результате в промышленности воцарилась анархия, планы систематически не выполнялись, падало качество продукции. А между тем началась вторая мировая война, Красная Армия опозорилась на весь мир в ходе войны с Финляндией, промышленность не справлялась с оборонными заказами. Понятно, что в таких условиях репрессии нужно было остановить, восстановить определенное доверие к кадрам ИТР, повысить технологическую грамотность "выдвиженцев" и уделить внимание системе профессионального обучения молодежи. Все это понимал Сталин и попытался исправить положение в 1939-1941 гг.
Тем не менее, главным и испытанным средством решения всех проблем оставалось насилие и добровольно-принудительная система организации труда, к которой в полной мере прибегали в 1940-1941 гг. В годы Великой Отечественной войны и после нее "восстановление законности" Л. П. Берия показывал свои инквизиторские способности, переселяя целые народы, репрессируя направо и налево людей, попавших в мясорубку тяжелейшей войны.
26 марта 1940 г. в газете "Тагильский рабочий" было опубликовано постановление V Свердловской областной партийной конференции, где говорилось: "Основной задачей областной партийной организации и обкома ВКП(б) является борьба за дальнейшее повышение революционной бдительности…" В номере за 28 июня были помещены Указ Президиума Верховного Совета СССР "О переходе на восьмичасовой рабочий день" и Постановление СНК СССР "О повышении норм выработки и снижении расценок в связи с переходом на восьмичасовой рабочий день". Здесь же была помещена статья "Необоснованное исключение из партии", где приводились "глубокие" мысли вождя о судьбах коммунистов. Текст статьи гласил: "ЦК ВКП(б) и тов. Сталин учат партийные организации тому, чтобы при исключении коммуниста из партии проверять глубже те обвинении, которые исключаемому предъявляются. Должен быть тщательный разбор фактов и индивидуальный подход к каждому исключительно. "Для рядовых членов партии пребывание в партии или исключение из партии - это вопрос жизни и смерти" (Сталин)". Вождь как всегда был прав, ибо коммунистам, вычищенным из партии, давно известно, что за этим следует: увольнение с работы, выселение из квартиры, арест, суд, тюрьма, лагерь или расстрел, репрессии против родных и близких.
В номере "Тагильского Рабочего" от 14 июля был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР "Об ответственности за выпуск недоброкачественной продукции или некомплект продукции и за несоблюдение обязательных стандартов промышленными предприятиями" (от 10 июля). Основной темой доносов рабкоров в 1940 г. стали прогулы и наказания за них. В номере газеты за 10 августа 1940 г. помещена небольшая, но грозная заметка "В Наркомюсте СССР", где поведано о решении верховных судебных органов о том, чтобы приговоры по делам о прогулах приводились в исполнении немедленно. Все последующее время газета полна доносного материала о прогулах. "В Тагильском Рабочем" за 13 августа были опубликованы два указа Президиума Верховного Совета СССР от 10 августа 1940 г. "Об уголовной ответственности за мелкие кражи на производстве и за хулиганство" (наказание - один год и более) и "О рассмотрении народными судами дел о прогулах и самовольном уходе с предприятий и учреждений без участия народных заседателей". Комментарии, как говорится, излишни. Справедливости ради следует заметить, что столь суровое ужесточение дисциплины на производстве позволило намного сократить прогулы и установить тот порядок, который помог нам в годы войны. Однако по окончании войны, с падением патриотического настроения, дисциплина на производстве снова пошатнулась.
Согласно постулатам классиков марксизма-ленинизма, победивший социализм должен был доказать свое преимущество перед капитализмом более высокой производительностью труда. Однако этого в предвоенный (как, впрочем, и любой другой) период не произошло. В 1940-1941 гг. продолжалась борьба за выполнение планов и повышение качества продукции. Однако вести с XI пленума ГК ВКП(б) Нижнего Тагила были весьма неутешительны: НТМЗ не справляется с планом, много брака, мастера боятся испортить отношения с подчиненными; ВРУ план по добычи руды выполнило только на 85,5 %; низка технологическая дисциплина - за 10 месяцев произошло 60 поломок на станах прокатного цеха завода Куйбышева. В целом итоги работы промышленности города за 1940 г. весьма плачевны. Электронная версия historyntagil.ru. В докладе секретаря ГК ВКП(б) Горбунова по этому поводу говорилось: "Ни одно из решающих предприятий ни по валовому выпуску продукции, ни по номенклатуре, ни по себестоимости годового плана не выполнило".
Репрессии не могли помочь подлинному решению проблемы, стоявших перед народом огромной страны. Они были вызваны отсутствием жизненной основы для нормального функционирования утопически спроектированного коммунистического хозяйства, и потребность в них была постоянной. Почти все интересы человека оказались враждебными реалиям социализма, и потому у любого начинания Сталина появлялись все новые и новые враги. Коллективизации противостояли "кулаки", "подкулачники", "агенты и пособники кулака", "зажиточные", "оппортунисты" и "правые". На пути индустриализации стояли "спецы", "шахтинские заговорщики", "члены промпартии", "правые и левые оппортунисты" и "примиренцы", "вредители". Культурная революция была связана с борьбой против "попов", "церковников", "сектантов", "обывателей". Проведению новой генеральной линии партии мешали все категории врагов. Постоянно враждебны советской власти были все "бывшие" и "лишенцы" (кулаки, нэпманы, бывшие дворяне, белогвардейцы, торговцы, жандармы, попы и т. п.). При попытке поднять производительность труда советская власть столкнулась с врагами стахановцев и ударников - "прогульщиками", "недисциплинированными рабочими". В борьбе за качество мешали "лжеударники", в борьбе за экономию - "рвачи", "воры", "хулиганы", "пассивные". После утверждения генеральной линии партии враги затаились и стали "перерожденцами-двурушниками".
В Нижнем Тагиле были свои эпитеты для обозначения вражеских проявлений: "лощеновщина" - выступление в защиту "спецов", "крюковщина" - преклонение перед Западом, "мансуровщина" и "суховольщина" - действия "кулацких подпевал", "чубаровщина" -выступление против линии партии. Когда наступил голод, сразу стал активно применяться лозунг "бывшие объедают и обворовывают рабочий класс".
Никому не гарантировалась безопасность, и власть была готова в любой момент "сорвать маску "рабочих" и "крестьян" с антисоветских элементов". К началу 1930-х гг. существовала обширная категория "классово-чуждого и антисоветского элемента", которая находилась под наблюдением ОГПУ, а затем НКВД. К "чужакам" относились и "бывшие оппозиционеры", "ненадежные", "неустойчивые" и "примазавшиеся".
В период "Большого террора" обозначения врагов народа стали еще более жестокими, с элементами национализма - "диверсанты", "фашисты", "террористы", "немецко-японские шпионы", "националисты", "рыковско-бухаринские бандиты", "члены антисоветских повстанческих организаций". Иногда все эти термины объединялись в единое целое. Так, например, членов подпольного Уральского повстанческого центра называли участниками "контрреволюционной, офицерско-фашистской, диверсионно-повстанческой, террористической организации".
Столь разветвленная терминология к концу 1930-х гг. проникла в сознании всех граждан СССР и никого из них не оставила в спокойном расположении духа. Никто не считал себя безгрешным и в одночасье мог превратиться во врага. Тотальное "промывание мозгов" превратило страну в единый управляемый вождем механизм.
Достаточно сложным для исследователя является вопрос объективной оценки численности, организованности, намерений и опасности для советской власти "врагов народа". Анализируя материал личных дел арестованных, сводок ОГПУ и аналитических справок НКВД, мы сталкиваемся с лавиной подлогов, подтасовок, фальсификаций. Наименее подвержены дезинформации сводки ОГПУ рубежа 1920-1930-х гг., в которых секретные осведомители дословно фиксировали антисоветские высказывания крестьян, рабочих, обывателей. Однако в период "Большого террора" объективность материалов карательных ведомств оставляет желать лучшего, ибо все антисоветские заговоры возникали преимущественно в уме Сталина и ретивых исполнителей в центре и на местах. В 1937-1938 гг. задача НКВД состояла не в скрупулезной работе по выявлению подлинных врагов, а в организации кампании массового запугивания целого народа.
Чекисты сами признавали позднее, что "правдоподобность показаний арестованных не проверялась". Один из них, бывший следователь Нижнетагильского ГО НКВД, свидетельствовал: "По отношению лиц, на которых мною были проведены следственные дела провокационным методом, являлись эсерами, в то же время кулаками, белогвардейцами или карателями. Вызывало некоторое подозрение, что среди них есть некоторая организованная деятельность, так как, например, в с. Висимо-Уткинске действительно, я лично знаю, была нелегальная оружейная мастерская у мельника Телепнева, в которой было обнаружено в ремонте пять штук револьверов; в с. Кайгородке со стороны Романовых проявлялись попытки к террору местного актива; в дер. Дубасовой Бредовского сельсовета поджог трактора белогвардейцем, эсером Бастраковым, в 1918 г. награжденного крестом лично Колчаком. Все это было. Но при следствии рассматривались не в таком направлении, чтобы подлинно расследовать, принадлежал ли тот или иной факт преступления одному или двум арестованным или организации, а всему этому придавалась организованная окраска. Вот в чем суть провокации".
В. Лебедев, публикуя в журнале "Источник" в рубрике "Антибольшевистское подполье", документы о деятельность на Урале и в Сибири Российского общевоинского союза, убежден, что такая организация действительно существовала и представляла серьезную угрозу советской власти. Однако, помня талантливую фальсификацию ОГПУ середины 1920-х гг. под названием "Операция Трест" и учитывая реабилитацию многих руководителей РОВС, разоблачением фальшивки Дмитриева (начальника УНКВД Свердловской области в 1937-1938 гг.) по Уральскому повстанческому центру в 1950-х гг., можно усомниться в реальности антисоветского подполья.
Современный уровень исследований по теме репрессий и проведенная нами работа позволяют вполне определенно говорить от массовых антисоветских настроениях, отдельных актах протеста и террора, но не о крупных антисоветских организациях. В 1930-е гг. просто не существовало возможности для их функционирования на Урале. Другая ситуация сложилась в годы Великой Отечественной войны, когда сотни тысяч советских граждан проголосовали против Сталина вступлением в армию Власова, дезертирством из Красной Армии и невозвращением в СССР. Сталин, как и Гитлер, сумел почти полностью устранить организованную оппозицию в стране.
В этой ситуации еще большего уважения заслуживают те, кто постоянно и открыто выступал против сталинской политики, не боясь тюрем, лагерей, расстрелов. Слесарь завода им. Куйбышева в Нижнем Тагиле Г. А. Чубаров, например, не побоялся противопоставить себя мнению "народа". В газете "Рабочий" (№№ 186-190) публиковалась серия материалов "Наш ответ Чубарову". Он был арестован 2 декабря 1936 г. и признан виновным по ст. 58 п. 10. В обвинительном заключении по этому делу говорилось: "Систематически, начиная с 1926 г., вел среди рабочих металлургического завода им. Куйбышева открыто антисоветскую агитацию, направленную против политики партии и советской власти, которая выражалась: 1. В осуждении политики партии, направленной на строительство крупной промышленности в Советском Союзе. Высказал свое мнение о необходимости в первую очередь удовлетворять нужды трудящихся. 2. В осуждении политики партии по ликвидации кулачества и коллективизации сельского хозяйства и высказывании недовольства данной политикой и того, что рабочий класс будет сидеть без хлеба. 3. В высказывании сожаления об аресте Каменева и Зиновьева, о их больших заслугах и неверном подходе к ним партии… 4. Осуждении политики партии в распространении стахановских методов работы - говоря, что советская власть, не разобравшись, проводит стахановские методы, от этого будет не повышение производительности, а больше инвалидов… "
Г.А. Чубарова 2 февраля 1937 г. приговорили к пяти годам лагерей и послали отбывать наказание в шахту Интлага Коми АСССР. Затем он вернулся в Нижний Тагил и 30 июня 1949 г. снова был обвинен в контрреволюционной деятельности, отправлен на спецпоселение в Красноярский край. В 1956 г. его просьба о реабилитации была отклонена. Только 17 апреля 1989 г. реабилитация состоялась. Нужно отметить, что Г. А. Чубаров в свое время поверил в идеалы революции. С 1918 по 1924 гг. он служил в Красной Армии, с 1919 по 1926 гг. он состоял в ВКП(б) и покинул партию по личному желанию, открыто заявив о несогласии с ее политикой.
"Перебежчик" из Чехословакии А. С. Михалик был членом КПЧ, а затем ВКП(б), в 1935 г. его исключили из партии за сочувствие спецпереселенцам на Вагонстрое. В 1937 г. по обвинению в шпионаже он был привлечен к уголовной ответственности по ст. 58 п. 6. В 1939 г. дело на него прекратили, но 26 января 1940 г. снова судили за антисоветские высказывания и водворили на три года в ИТЛ. Затем 12 марта 1943 г. он снова был арестован и отправлен на пять лет в Севураллаг. В 1958 г. в реабилитации ему было отказано и только после письма его сына Л. И. Брежневу в 1962 г. А. С. Михалик был реабилитирован.
Специфика Нижнетагильского региона в 1930-х гг. заключалась в наличии огромной массы раскулаченных, быстром промышленном строительстве, ускоренном освоении рудных и лесных богатств, наличии значительного числа оборонных предприятий. С одной стороны, в связи с проблемами быстрой индустриализации и колонизации малообжитых северных районов, требовался приток дешевой рабочей силы в лице спецпереселенцев и заключенных. Для освоения новых промышленных и строительных технологий требовались сотни инженерно-технических работников и ученых. Кадров советских инженеров катастрофически не хватало, приходилось обращаться к специалистам с дореволюционным стажем и антисоветской репутацией. Таким образом, на Урале и в изучаемом регионе сконцентрировалось значительное количество "классово-чуждого и антисоветского элемента", "лишенцев", "бывших" и "кулаков". Пришлось активно использовать труд и знания "перебежчиков" и иностранных специалистов по контракту.
С другой стороны в Нижнетагильском регионе расположились многие стратегические гражданские и оборонные объекты: шахты, рудники, золотоплатиновые прииски, химические, снарядные, машиностроительные и металлургические заводы. Требовался особый режим для обеспечения их безопасной работы. Поэтому задачи ОГПУ-НКВД на Урале обладали определенной спецификой.
В годы планирования и осуществления "Большого террора" в Нижнем Тагиле и районе вопрос о поисках врагов решался достаточно просто. Начиная с конца 1920-х гг. ОГПУ округа составляло списки антисоветских элементов, и почти все вновь прибывшие проходили проверку на лояльность. Когда понадобился плановый арест "врагов народа", то чекисты обратились к картотекам отделов кадров разных предприятий и отобрали нужное им количество "лишенцев", "бывших", "кулаков", "перебежчиков" и "иноподданных".
Хозяйство Урала испытало жестокий стресс, лишившись более чем наполовину своих организаторов и технических руководителей. Перед началом Великой Отечественной войны здесь, как и в некоторых других регионах страны, сложилось катастрофическое положение с кадрами профессионалов, дисциплиной и производительностью труда в промышленности и сельском хозяйстве.
Многие репрессированные, избежавшие расстрела, попадали в концлагеря и продолжали использоваться в народном хозяйстве. На территории Нижнетагильского региона в начале 1930-х гг. было построено около 200 спецпоселков, а в конце этого десятилетия создавались лагерные системы Севураллага, Ивдельлага. В них разместились тысячи репрессированных.
Оценивая численность репрессированных в масштабах Свердловской области и Нижнетагильского региона, нужно учитывать разные их категории. Во-первых, на 1 июля 1938 г. в области насчитывалось 171899 спецпереселенцев. Во-вторых, в результате партийных чисток в области с 1931 по 1938 гг. из партии было исключено 41095 чел., из которых не менее трети находилось в пределах Нижнетагильского региона. В 1936-1939 гг. в области арестовали по ст. 58 48560 чел. Известно, что в начале 1938 г. из 4,5 тыс. спецпереселенцев, работавших на Вагонзаводе, было арестовано более 2 тыс. чел. Учитывая особенности Нижнетагильского региона, вероятно, большая часть контрреволюционеров была арестована в его пределах. К сожалению, сегодня еще нет возможности полного подсчета жертв репрессий по контрреволюционным делам в исследуемом нами регионе. Динамика этого вида репрессий в период 1929-1940 гг. прослежена на материале г. Нижнего Тагила.
По материалам "Истории репрессий в Нижнетагильском регионе Урала. 1920-е – начало 1950-х гг." Кириллов В.М. Нижний Тагил: Урал. гос. пед. ун-т, Нижнетагильский гос. пед. ин-т, 1996.