Глава 14. Павел Павлович
Павел Павлович Демидов родился в 1839 г., за год до смерти отца. Он не мог знать и помнить родителя, но далеко от него не ушел. Как и отец, жил недолго, но за 46 лет успел накуролесить много. То увлекался разными промышленными манипуляциями: сахароварением, американскими элеваторами, мурманскими рыбными промыслами, изданием собственной газеты "Россия", то вдруг ввязывался в торговлю мясом диких животных, бульонными концентратами и в прочие подобные дела. Хватался за все, что, по его расчету, могло принести быстрый доход. А своими уральскими заводами занимался мало. Все надежды на получение денег с них он возлагал на управителей и своего главного уполномоченного профессора права Добровольского.
Европейские и петербургские газеты писали, что уральский заводчик не удовлетворен повседневной жизненной суетой, ищет правды у людей духовного направления и находит опору в друзьях церкви и евангельской мудрости. Павел Павлович отличился участием в "Священной дружине" ("Добровольная охрана"), конспиративной организации придворной аристократии России в 1881– 1882 гг., которая в борьбе с революционным движением соперничала с государственной полицией, имела обширную русскую и заграничную агентуру. Павел Павлович, один из виднейших ее членов, щедро субсидировал из своих миллионных доходов все контрреволюционные начинания дружины. Этому обществу спасения заводчик П.П. Демидов ассигновал 50 000 рублей. М.Е. Салтыков-Щедрин в "Письмах к тетеньке" (1881–1882) вывел его под сатирической фамилией "Князь Сампонтре".
Приведем послужной список П.П. Демидова. Окончил курс юридического факультета Петербургского университета, слушал даже лекции по химии Д.И. Менделеева, получил степень кандидата на юридическом факультете. Затем служил по разным ведомствам и учреждениям: при государственной канцелярии, при министерствах иностранных и внутренних дел, так что поочередно был то помощником старшего экспедитора (1862), то камер-юнкером двора его величества (1863), то состоящим при посольстве в Вене (1865), то советником подольского губерноского правления (1870), наконец, киевским городским головой (1871) и егермейстером двора его величества (1873). Служил в посольствах – парижском и венском. Во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. был чрезвычайным уполномоченным петербургского "Красного креста". В 1883 году написал брошюру "Еврейский вопрос в России". Унаследовал от бездетного дяди Анатолия Николаевича титул князя Сан-Донато, пожалованный королем итальянским и утвержденный за ним государем в 1872 году.
Павел Павлович у современников прослыл рубахой-парнем, человеком с горячей и чуткой душой. В Париже, Лондоне, а временами в Петербурге и Киеве он ходил по больницам, посещал ночлежные дома, нищенские притоны. Передовые люди того времени недоумевали: почему, дескать, Демидов не знает нищету и бедствия тех, кто по 13–14 часов в сутки работает на его заводах и не выходит из бедности, а старается узнать обо всем этом в других странах, в других городах.
На тагильских заводах П.П. Демидов был дважды: первый раз подростком вместе со своей матерью Авророй Карловной Карамзиной. Во второй и последний раз вскоре после "воли" (1863 г.), когда приезжал на Урал полноправным владельцем всех заводов, своих миллионных владений. Визит продолжался около трех недель. Ему было 22–23 года. Он объезжал заводы, даже не вникая в выполнявшуюся на них работу. Много времени проводил в разных забавах или на охоте.
Реформа 1861 года явилась начальным этапом проникновения отечественного и зарубежного капитала на уральские заводы. Тагильские предприятия держались дольше всех, уклоняясь от акционирования. Даже сами участвовали в проникновении своих, капиталов на другие заводы. Так, еще в 1873 году, когда наступил следующий этап разорения хозяйства Н.В. Всеволожского в Никитинском округе, куда входили два завода – Никитинский и Александровский, а также Луньевское месторождение каменного угля в Соликамском уезде, в числе арендаторов выступила группа уральских заводчиков. Среди них ведущее положение занимал Павел Павлович Демидов. Это был период, когда уральские предприниматели, вынашивая широкие планы, выступили претендентами на получение концессии на строительство уральской горнозаводской железной дороги.
П.П. Демидов организовал компанию – торговый дом, который являл собой полное товарищество. Однако по мере того, как таяли надежды на получение железнодорожной концессии, "частники товарищества покидали его. В итоге П.П. Демидов скупил паи в 1880 году и сделался единоличным владельцем дела. Он сумел добиться от правительства отсрочки платежей долга прежних владельцев и не платил попенные с продукции за аренду, пока те не оплатят своих долгов. Воспользовался и тем, что Всеволожские постоянно нуждались в деньгах, брали их у него на свои текущие расходы. Павел Павлович в должной мере не финансировал учрежденное им товарищество, однако не забывал при этом получать прибыль.
За семь лет существования товарищества П.П. Демидов положил в карман, уплатив лишь 40 000 рублей долгов, не менее 910 000 рублей. Затем добивался у правительства согласия выплачивать остальную сумму долгов в рассрочку, начиная с 1885 года в течение 37 лет. В 1883–1885 гг. он же получил также льготы по платежам образовавшихся за долги процентов. Таким образом, новый владелец провел неплохую финансовую операцию, имея целью захват перспективного хозяйства Никитинского округа. Новый округ нужен был ему больше из-за богатого Луньевского месторождения каменного коксующегося угля. После покупки в 1884 году округа П.П. Демидов прекратил действие товарищества, присоединив Никитинское хозяйство к Нижнетагильскому округу. Владелец поставил задачу развить обмен продукцией, что и было сделано позднее (48, с. 69–70). Уральская горнозаводская железная дорога, соединяющая сибирскую реку Исеть с европейской Камой, открылась в августе 1878 года. Она проходила от Екатеринбурга через Нижний Тагил, гору Благотать, Уральский хребет, р. Чусовую до Перми. Строители давали названия станциям и сооружениям. Очевидно, по просьбе заводской администрации первая железнодорожная станция на тагильской земле была названа Анатольская и станция севернее Тагила получила название Сан-Донато. Названия эти сохранились и поныне как память о демидовских временах.
С Уральской горнозаводской железной дорогой совпал маршрут поездки известного русского металлурга Д.К. Чернова, посетившего в 1880 году уральские заводы.
Перебираясь с рудника на рудник, Чернов особенно поразился размерам месторождения магнитного железняка горы Высокой. Заведующий горной частью Тагильских заводов Мейер оказал любезный прием знаметитому металлургу. Он вызвался показать гостю и рудники, и заводы, подарил обширную коллекцию медных и железных руд. Мейер был в курсе научных работ Чернова закидывал столичного гостя вопросами. В окрестностях Нижнего Тагила приезжий долго рассматривал Высокогорский рудник. Разработки велись открытым способом. На дне глубокой многоярусной террасы лежало темное озеро. Вдоль террас двигались повозки с рудой. В отвалах валялась руда с большим содержанием железа. "Когда-нибудь нам за это спасибо не скажут", – признался Мейер сокрушенно. Чернов видел хищническую эксплуатацию природы, ее богатств.
Известный профессор металлургии очень резко отозвался о заводских порядках Тагильских заводов и указал массу вопиющих промахов и недостатков, которые тянулись роковой цепью через все горнозаводское производство, начиная с неправильного добывания железной руды из горы Высокой. Последнюю Чернов сравнивал с пластами сыра, из которого вырезали куски кто и как хотел. Это в какой-то мере дает ответ некоторым нашим современникам, которые нередко, сравнивая нынешние заводские дела с демидовскими порядками, преувеличенно говорят о былой хозяйственности и восклицают: нет на вас сейчас Демидовых! В демидовском хозяйстве было немало упущений, хищений со стороны заводских управителей, прямой бесхозяйственности и неумелости.
О своей поездке на Урал Чернов сделал доклад в Русском техническом обществе 1 ноября 1880 года. "Мы спрашиваем: отчего у нас на Урале при всех благоприятных естественных условиях железное дело находится в таком упадке?" – вопрошал докладчик. И сам отвечал: "Иногда попадаются целые заводские округа, в которых нет ни одной личности, получившей научное техническое образование. Химические и механические лаборатории, сделавшиеся необходимой принадлежностью каждого завода на западе Европы, едва отыскиваются на Урале. О технических библиотеках и музеях можно сказать то же, что и о лабораториях. Среди частных заводов еще попадаются исключения, но таких на Урале слишком мало!" (49, с. 120).
Докладчик перечислил виденное на уральских заводах и высказал энергично свое отношение к этому: "Я не могу молчать сегодня, если вижу хищническую разработку рудников, заимствованную у наших предков, обжигание руды в кучах или на клетках; если я вижу громадную, мокнущую под дождем кучу угля, перемешанную пополам с головешками. Я не смею молчать, когда вижу толстую безобразную каменную пирамиду с громадным пламенем у жерла, в которую, выбиваясь из сил, дуют снизу шесть или восемь деревянных мехов, еле влачимых дырявым колесом..." (49, с. 122).
Сказанное дополняет другой современник, известный металлург-доменщик М.А. Павлов, работавший долго на Урале в те же времена, что и Грум-Гржимайло, устранивший потери дутья в Нижней Садце. Это давало возможность работать на одной воздуходувной машине вместо двух. М.А Павлов рассказывал, что и через 20 лет, когда переменилось несколько поколений управителей в Нижнем Тагиле, фурменное устройство, использовавшееся при правителе Мельникове на доменной печи ("каменная пирамида", по выражению Чернова), осталось. Профессор металлургии демонстрировал сопровождавшим его студентам громадную потерю дутья у фурм тагильских печей (50, с. 157).
Демидовский завод считался одним из лучших среди частных. Но даже на этом лучшем заводе молодых горных инженеров встрепали неприветливо, использовали в качестве практикантов, либо оставляли без определенных обязанностей с маленьким жалованьем. Новичку оставалось сидеть на заводе, смотреть, как работают, и только. Такое отношение встретил молодой инженер В.Е. Грум-Гржимайло, окончивший в 1885 году Петербургский горный институт и прибывший работать на Тагильские заводы. Ему запомнились слова петербургского управляющего демидовскими предприятиями В.Д. Белова, что инженерами берут на завод только потому, что этого желает правительство, не знающее, куда деть кончающих вуз молодых специалистов.
За несколько дней до приезда В.Е. Грум-Гржимайло в Тагил привезли тело почившего в Италии Павла Павловича Демидова. В июне 1885 года тело П.П. Демидова поместили в усыпальницу Выйско-Никольской церкви. В городе еще оставались следы похоронной процессии. Улица была посыпана желтым песком с горы Высокой, который скоро обратился в невылазную грязь. Зеленые гирлянды украшали столбы и арки. Демидовский дом был украшен растениями из оранжереи по случаю приезда вдовы княгини Е.П. Демидовой.
В.Е. Грум-Гржимайло писал позже в воспоминаниях: "Павел Павлович умер вовремя. Проиграв 600 тыс. рублей в Монте-Карло, он поставил заводы на край гибели. Была запродана платина за 10 лет вперед. Были исчерпаны все ресурсы и весь кредит. Василий Дмитриевич Белов говорил мне, что он носился по всему Петербургу, ища денег, и ждал с минуты на минуту объявления о несостоятельности. Характерно, что на заводах этого не знали. Переводы денег рабочим поступали с педантичной аккуратностью" (51, с. 88).
Молодому специалисту предстояло служить у наследников П.П. Демидова. Их было много. Что же им досталось, кроме долгов?
Помимо родового Нижнетагильского имения наследникам отошли лично приобретенные почившим Иллинецкий сахарный завод в Липовецком уезде Киевской губернии, Готобужское имение в Петергофском уезде Петербургской губернии, имение "Заводовщина" под Москвой, Луньевский горнозаводской округ в Соликамском уезде Пермской губернии, имение Пратолино близ Флоренции в Италии, магазины и лавки в Москве, Нижнем Новгороде, Ростове-на-Дону. Знаменитая вилла Сан-Донато, ради которой Демидов "убил" миллионы, была продана за долги. За нее получили всего 30 000 рублей. В.Е. Грум-Грижимайло спросил управляющего демидовской Петербургской конторой В.Д. Белова о причинах такой дешевизны, и тот ответил так: "Князь Сан-Донато содержал на свой счет массу благотворительных учреждений в Италии; имел массу пенсионеров. Чтобы избавиться от всех этих нахлебников, надо было продать Сан-Донато. Купил его небогатый человек Глебов-Стрешнев просто как дачу на лето" (51, с. 88).
Александр II назначил над заводами опеку во главе с П.П. Дурново. Другими опекунами были граф П.П. Голенищев-Кутузов и А.О. Жонес, побочный сын, как говорили, Анатолия Николаевича Демидова, воспитанный во Франции, кончивший Горную школу в Париже и 18 лет служивший сперва по особым поручениям, а потом главным уполномоченным делами демидовских заводов. В духовном завещании П.П. Демидов не пожелал разделить основное имение. Наследники должны были ежегодно выплачивать ренту с доходов в размере 84 тыс. рублей матери П.П. Демидова Авроре Карловне, проживавшей в Финляндии, и французской принцессе Матильде де Монфор. Только после смерти Карамзиной в 1902 году и принцессы Матильды в 1904 году, произведя расчеты с их наследниками, Демидовы освободились от этих рент. На воспитание пятерых наследников П.П. Демидова было ассигновано 150 000 рублей.
Главная тяжесть оплаты долгов была положена на плечи рабочих. Их урезали во всем. На заводе ввели в норму медицину: ей оставили 25 тыс. рублей в год. И это на семь крупных заводских селений, где проживало свыше 40 тысяч душ. Предполагалось закрыть школы, горнозаводское училище, Анатольевское венское училище и другие образовательные учреждения. Управляющий тагильскими заводами В.А. Грамматчиков уговорил Дурново принять на счет заводов половину расходов, а другую половину заставил платить служащих и рабочих в размере 1,5 процента жалованья.
Памяти П.П. Демидова были посвящены публикации в ряде русских газет. Откликнулся своеобразным некрологом-фельетоном и Д.Н. Мамин-Сибиряк. Он опровергал утверждения тогдашних газет о том, что П.П. Демидов был якобы гуманным и добродетельным заводчиком. В статье представлен послужной список П.П. Демидова. Перечислив многие его должности, писатель сообщает, что тот был постоянно занят разными многочисленными предприятиями, и вопрошает: "Позвольте, что же Демидов сделал для своих громадных заводов и когда он успевал что-нибудь сделать для них, состоя помощником старшего экспедитора и советником подольского губернского правления?" И сам писатель отвечает: "Демидов занимался решительно всем, кроме собственно заводского своего дела, да и на заводах почти не бывал..." Таково мнение современника (38, с. 405).
Демидовы пятого поколения (Павел и Анатолий) и шестого (Павел Павлович) все более обособлялись от заводов, от их деятельности. Они мало заботились о техническом совершенствовании производства, требуя лишь одного – увеличения доходов. К ним вполне относится характеристика, данная К. Кашинцевым: "В XIX веке выступал феодал-заводчик иного типа, чем хозяйствовавший в минувшем столетии. Инертный, бесталанный, он лишен был волевых организаторских импульсов хищников XVIII века. Для поддержания высокой нормы прибыли в условиях растущей конкуренции на мировом рынке и внутри страны у него оставалось одно испытанное средство – еще большее усиление эксплуатации рабского, полурабского труда".
Исторические темпы развития мировой и русской металлургии в период после кончины Николая Никитича (с 1830-х гг. и далее) характеризовались следующими показателями. Если к началу ХIХ в. Россия по производству черного металла стояла на первом месте в мире, а Урал давал 4/5 русского чугуна и железа, то в следующие десятилетия рост металлургии Урала резко замедлился. За полвека производство металла на Урале увеличилось менее чем вдвое. Выплавка чугуна в 1832 году составила 8386 тыс. пудов, а в 1860 году – 14 513 тыс. пудов.
Еще меньшими темпами росло производство железа. Основную долю продукции в это время давали частные заводы. Уральская металлургия в этих условия все острее испытывала последствия узости внутреннего рынка и конкуренцию со стороны металлургических отраслей других государств, где промышленный переворот уже завершился.
Отсталость эта отражалась и на финансовом состоянии государства, и на его обороноспособности. Уже во время Отечественной войны 1812 года не все уральские заводы могли дать нужное количество оружия и боеприпасов высокого качества. Еще сильнее упадок их проявился во время Крымской войны.
Выплавка чугуна за 60 лет (с 1801 по 1861 гг.) поднялась всего на 72 процента при росте населения на 95 процентов. Причем с 1801 по 1834 гг. наблюдался в производстве чугуна полный застой, а за первые 15–20 лет прямое падение – около 20 процентов. Весь прирост выплавки чугуна относится лишь к последним 25 годам крепостной эпохи. За 1835–1860 гг. выплавка чугуна выросла на 70 процентов, а население – только на 23 процента (1, с.324-325).
Наличие вольнонаемного труда к моменту крестьянской реформы существовало на ряде частных заводов. Так, у П.П. Демидова на Нижнетагильских заводах уже к 1854 году работало, по данным С.Г. Струмилина, около 2500 вольнонаемных рабочих. К 1860 году на этих предприятиях из 25 581 души мужского пола, учтенных по ревизии, "годных работников" было 11 тыс. человек, а всего, по отчетным данным, "употреблялось в работы людей" в 1860 году 16 543 человека, в т.ч. привлеченных со стороны, по найму, уже не менее 5543 рабочих. Недаром управляющий Нижнетагильскими заводами В.К. Рашет жаловался в связи с этим, что "на Урале начинает сильно ощущаться недостаток в вольнорабочих для исполнения заводских работ" (1, с. 328). Попутно отметим: на Ревдинских пяти заводах Демидова всего было 5569 рабочих, в т.ч. вольнонаемных – 911 человек. Эти данные говорят и об относительных масштабах производства двух групп демидовских заводов.
Чтобы не страдать от нехватки воды для подачи дутья в домны, на заводах внедрили паровые машины или мощные водяные турбины, что создавало для домен новые возможности роста. Так, Верхнесаддинский завод Демидова, имея две домны и вооружившись тремя паровыми машинами в 60 HP, увеличил выпуск продукции за 1800-1860 гг. со 180 до 780 тыс. пудов чугуна, т.е. в 4,3 раза. Рос и развивался крупнейший на Урале Нижнетагильский завод Демидова с четырьмя домнами, повысивший выплавку чугуна за те же годы с 555 до 979 тыс. пудов. Для этого здесь пришлось добавить семь паровых машин в 335 HP и три турбины в 68 HP. Для сравнения: в Невьянске бывший демидовский завод владельцев Яковлевых, имевший две домны, не перевооружил своей водной энергетики и в результате даже снизил производство продукции за те же 60 лет в полтора раза (1, с. 341).
Несмотря на столь явные преимущества паровой техники, она на заводах Урала распространялась медленно. Даже к началу 1860-х гг. на тагильских заводах, рудниках и приисках было 114 водяных колес, 4 турбины и всего 20 паровых машин, мощность которых составляла лишь 17 процентов мощности всех двигателей. Более того, Выйское механическое заведение, к услугам которого охотно прибегали заводчики Урала и Сибири, уже в 1849 году "в целях экономии" было ликвидировано. Демидовы предпочитали покупать оборудование за границей.
Заводы округа развивались неравномерно. Оборудование и масштабы производства большинства из них, как, например, Висимо-Шайтанского, Лайского и других, и в 1850–1860 гг. мало чем отличались от уровня XVIII века. Но некоторые заводы уже в первой половине XIX века сделали значительный шаг вперед по пути превращения из мануфактур в предприятия индустриального типа. К таким в первую очередь относился крупнейший в округе Нижнетагильский завод. К началу 1860-х гг. здесь насчитывалось 8097 рабочих, в 1860-1861 гг. завод дал 979 тыс. пудов чугуна из 1691 тыс. пудов по округу, 126 тыс. пудов пудлингового железа и 300 тыс. пудов кричного железа, из которого было выделано до 120 тыс. пудов железа листового. Как и прежде, Нижнетагильский завод снабжал чугуном другие предприятия округа, в свою очередь получая от них полупродукты, которые шли на передел в сортовое железо.
Только с середины 1840-х гг. и особенно в последнее предреформенное десятилетие, когда заводы находились у наследников П.Н. Демидова, начался медленный подъем, связанный с общим оживлением русской экономики и успехами технического прогресса. За этот период выплавка чугуна в Нижнетагильском округе выросла в 1,7 раза (с 1047 тыс. пудов в 1846 году до 1760 тыс. пудов в 1860 году), а производство железа – почти в два раза (с 549 тыс. пудов до 1003 тыс. пудов). На развитии заводов сказывались значительные трудности со сбытом продукции, когда в начале XIX века стало ощущаться постепенное вытеснение русского железа с мировых рынков. Испытали это и демидовские заводы. В связи с сокращением экспорта заводовладельцы пытались завоевать растущий внутренний рынок. На протяжении первой половины XIX века "метальные продажи" тагильских заводов открылись во многих городах страны: Нижнем Новгороде, Лаишево, Астрахани, Ростове, Одессе, Туле, Томске, Тюмени, Троицке и в далеком Петропавловске. Если в конце XVIII века большая часть продукции Тагильских заводов вывозилась за границу, то уже в 1846–1847 гг. две трети ее продавалось на российском рынке.
Уральские заводчики-помещики продолжали цепко держаться за свои "права" и привилегии. Демидовы и их управляющие ревниво охраняли монополию тагильских предприятий на местных рынках. Они всячески преследовали продажу в округе железа "посторонних заводчиков" запрещая открывать в деревнях и заводских поселках "огнедействующие отделения".
Начавшийся в первой половине ХIХ века кризис уральской горнозаводской промышленности проявился в трудностях сбыта и в отставании демидовских заводов в области техники и темпах производства. Главной причиной было крепостное право.
После реформы все отрасли промышленности, в т.ч. и металлургическая, сильно увеличили объем производства. Для развития машиностроительной и металлообрабатывающей промышленности требовался металл. Однако в течение первого десятилетия после отмены крепостного права металлургическая отрасль России переживала заторможенное состояние, так как с отменой крепостного лишилась многих работников. Дореформенный уровень производства чугуна (1860 год) был достигнут только в 1870 году. За это время доля России в мировом металлургическом производстве уменьшилась. Увеличение выплавки металла перемежалось с его сокращением под влиянием ухудшения промышленной конъюнктуры. В 1880 году для содействия развитию отечественной металлургии правительство отменило беспошлинный ввоз железа из-за границы. С этого времени выплавка черного металла стала увеличиваться ежегодно, в основном за счет южных заводов.
Большое значение для уральских предприятий имело строительство железных дорог. Среди продукции тагильских заводов (1860–1890 гг.) до 54 процентов производства занимали рельсы и рельсовые крепления. В 1858 году в Нижней Салде начался выпуск железнодорожных накладок и подкладок. Под руководством управляющего Я.С. Колногорова, крепостного Демидова, была осуществлена перестройка завода под рельсовое производство. Нижнесалдинский завод стал основным поставщиком рельсов для строящихся железных дорог России. В 1871 году появилась первая домна в Нижнесалдинском заводе. В 1870–1880 гг. наблюдался подъем заводского дела в округе.