Исаев Алексей Михайлович

    Время стремительно бежит вперед - не успеешь оглянуться, а уже прошли десятилетия. Более двадцати лет, как нет уже Советского Союза. Об этом периоде ныне стараются забыть или сваливают на него все нынешние неудачи. Но там было много полезного и нужного для нынешнего поколения. В те годы сложились судьбы многих людей, оставивших в истории очень заметный след.

    Многие тагильчане уже не помнят людей, которые в годы первых советских пятилеток строили наш город, возводили крупные промышленные предприятия. Предложение, высказанное сотрудникам городского музея, активизировать изучение советского периода не нашло понимания. А жаль... Там можно почерпнуть очень много ценнейшего материала.

    25 июня 1971 года умер Алексей Михайлович Исаев один из создателей космической техники, доктор технических наук, главный конструктор жидкостных ракетных двигателей. Во время похорон на красных атласных подушечках несли три ордена Ленина, медали лауреата Ленинской и Государственных премий, среди них Звезду Героя Социалистического Труда другие награды. Похоронен А. М. Исаев на Новодевичьем кладбище в Москве. На могиле установлен памятник, второй такой же - на территории предприятия, которое он возглавлял. Именем Исаева назван кратер на Луне. Его имя внесено во многие энциклопедические словари. Он участник создания БИ-1 первого самолета с жидкостным реактивным двигателем. Под его руководством разработана серия двигателей для космических кораблей "Восток", "Восход", "Союз", автоматических межпланетных станций. Можно долго перечислять его звания, награды. Но, пожалуй, достаточно упомянуть, что человек этот работал вместе с С. П. Королевым. Этим будет сказано всё.

    Спросите, причем тут конструктор ракетных двигателей, большой ученый и Нижний Тагил? Родился он в 1908 году не в наших краях, а в Петербурге в семье служащего. В 1925 году кончил школу-девятилетку, в 1931-м Московский горный институт. Диплом в то время студентам не выдавали, они получали удостоверение об окончании вуза.

    Алексей Михайлович был увлеченным человеком, любил строить, рисовать, много мечтал. В семейном архиве, бережно сохраненном сестрой Верой Михайловной, женой Алевтиной Дмитриевной и сыном Петром, встречается много детских рисунков: автомобиль с многочисленными колесами, фантастический аппарат, управляемый собакой. И письма разных лет - своего рода дневники, по которым прослеживается его яркая жизнь.

    Молодой инженер после института работал на Енакиевском металлургическом заводе, строил Магнитогорск, Днепровский комплекс "Запорожсталь". Здесь случай свел его с профессором Брамом, специалистом по организации строительных работ. Однажды Исаев увидел объявление: "В клубе ИТР состоится лекция профессора Брама по организации строительных работ". Оказалось, что он пришел только один, и профессор в нетопленном клубе прочитал свою лекцию для одного слушателя. Потом они проговорили до трех часов ночи.

    Но всё это было не то, как вспоминал впоследствии Алексей Михайлович, вдруг в кабинете сидеть стало тошно. Тут завернулись большие дела в Нижнем Тагиле. Его туда взяли - тогда голод был на инженеров.

    На железнодорожной станции Чусовая, не доезжая до Нижнего Тагила, Алексей отстал от поезда. Местные жители посоветовали догнать его пешком. Послушался. "...Пройдя пешком по шпалам более шести километров, на подъеме я увидел поезд, обессилевший паровоз, нагнетал пары. - писал он родным. — Удивлению и смущению пассажиров, поедавших мои яблоки, не было предела".

    Нижний Тагил встретил его приветливо. В первый же день в многоместном номере гостиницы он встретил Брама Поселились вместе. Жить с Брамом, как потом жаловался Исаев, было тяжеловато. "Это ненормальный субъект, - писал Алексей домой. - Вид у него такой, как будто бы он переживает какое-то большое горе. Отпустил бороду, ходит вывалянный в разном дерьме, спит не то что не раздеваясь и под простыней, а прямо в калошах, завернувшись в какую-то мерзостную попону. Вечно задумчив. Для того, чтобы ответил, его нужно потрясти. Конечно, ничего не делает по санитарии и гигиене. Мне, который никогда не был свиньей, приходится убирать комнату, мыть посуду и пр.

    Но главное - это его отношение ко сну. Для меня Морфей - один из самых уважаемых богов, и я привык находиться в его объятьях какое-то определенное время и непрерывно. Для него же Морфей - поганая проститутка. Он спит сидя, стоя у печки, на службе, на кухне при свете и любом шуме. Ночью он просыпается, зажигает свет и начинает работать. Встает в 3-5 ночи и уходит гулять. Или пойдет в уборную и заснет там. Он притча во языцех у всего Тагила". Они с ним ужились, но не сжились...

    Тагильский период для Исаева оказался насыщенным событиями, ярким и своеобразным.

    Устроился Алексей Михайлович в отдел организации работ треста "Тагилстрой" рядовым инженером. Ему установили повышенный оклад, разрешили подрабатывать. Домой он сообщал, что в ИТРовской столовой кормят вкусно, не требуя прикреплений, оформления пропусков. В буфете можно пропустить рюмочку коньячка, поиграть в шахматы, послушать патефон.

    Почти каждый день по вечерам два-три часа работал в гараже, осваивал авторемонтное и слесарное дело. Любил ходить в цирк, кино, театр, где в фойе в антрактах играет музыка и публика танцует краковяк...

    Жить его поселили в барак. Здесь он быстро сошелся с соседями и вместе с ними встретил Новый год.

    "Стряпаю я великолепно. Из муки, соды, соли (или сахара), воды и масла я делаю чудные лепешки {мы потеряли карточку, и в конце декабря у нас не было хлеба, так что пришлось мне делать лепешки). Я варю и жарю картошку, мясные щи, просто мясо, жарю бифштексы. Вчера, например, делал пельмени. Мы вдвоем с одной бабочкой наделали 302 шт. пельменей и накормили ораву нз четырех молодцовисеми дам нашего барака".

    В отличие от предшествующих строек, тагильский период жизни А. М. Исаева был благоустроен. Единственное, о чем он жалел, в бараке не было радиоприемника. "Ужасно страдаю без музыки!" - сетовал он. Однажды на автобусной остановке услышал концерт, который транслировался из большого зала Московской консерватории. Мороз был сильный, а он не замечал ничего, слушал Равеля, Штрауса...

    Сестра Вера сообщила брату, что начала работать певицей в Радиожомитете. Ответ был написан мгновенно: "Мне тебя ни разу не привелось услышать. Один раз у моего столба (есть такой столб около жилого поселка, на автобусной остановке, на нем динамик, я его недавно открыл и теперь буду ходить, хотя это минут 35-40ходу) чуть было не попал на тебя, но пела Ескова. Пошли мне телеграмму с сообщением о часе передачи... Я пойду к столбу и, может быть, попаду на твою трансляцию. Пошли "молнию", если узнаешь расписание дня за два. Если же за 4-5 -простую телеграмму... Время указывай московское".

    В Нижнем Тагиле Алексей Михайлович находился в состоянии полного душевного покоя. В бараке все живут коммуной. Народ подобрался славный. Все стараются помогать друг другу. Алексей увлечен работой, она приносит ему удовлетворение. "Я сейчас занят проектированием механических мастерских, - сообщает он отцу. — слесарных, токарных, электроцеха, литейной, кузнечной, котельной для горнорудного хозяйства. Это большая работа, которая была бы полетать инженеру по холодной и горячей обработке со стажем не менее семи лет. С моей стороны была наглейшая выходка взять на себя это дело, не имея соответствующего образования".

    Письма из Тагила в Москву отправляются почти ежедневно. В них он рассказывает о проектировании бетонного завода. "Это действительно вещь, я вложил в него много остроумия, перещеголял американцев. Когда он будет построен, я смогу им гордиться, как лучшим, что было мною создано... Он получит широкое применение на стройках и прославит вашу фамилию".

    В Нижнем Тагиле ему нравится работать. Свое дело выполнял с желанием, добросовестно, с энтузиазмом. "Меня нагружают больше, чем бы я того желал... С одной стороны я не считаю неприятным подниматься по служебной лестнице, но это восхождение может задержать мой полет отсюда..."

    Как видно, работа - работой, а мечтает он о другом. Душе хочется чего-то нового, неизведанного.

    "Работа интересная, обстановка благополучная для продвижения, изобретательства, творчества. Я бы здесь мог взять себе любую работу, на которой бы значительно вырос". Когда наступали минуты отдыха, а их было мало, душа его кипела от вдохновения.

    "Декаду назад я вышел на улицу, - писал он весной 1934 года, - и почувствовал. Что совсем не в скрепере, бетонном заводе и металлургии счастье, а счастье смотрит на меня с чистого голубого неба, счастье—в ослепительном снеге, ясном воздухе и зеленых елках. Дело было в час дня. Я снял свою овчину, шапку, зашел домой, положил все это и раздетым отправился на Лысую гору. Там я нашел уютненькое местечко между камнями и принял солнечную ванну, сбросив с себя последние одежды. Какое блаженство! Я воздевал руки к небу и благодарил бога зато, что он создал все это и меня тоже"

    А. М. Исаев полюбил уральские просторы. Зимой совершал прогулки на лыжах, изучал окрестности города. Об этом с радостью и поэтично пишет родным. Как, сняв рубашку и повязав её как фартук, открывал солнцу обнаженные плечи и грудь. Как во время отдыха лежал на душистом смолистом ложе из еловых ветвей,... ощущая на себе небо и жадно дыша грудью и всеми порами тела. "Это был чудный день, за который можно многое заплатить, но я не заплатил даже насморком... Когда меня накрыла тень от елки, я встал и снова несколько километров мчался по извилистой лесной дороге...".

    Особый интерес представляют сохранившиеся письма ровесника и лучшего друга детства Юрия Беклемишева. Друзья были единомышленниками. Беклемишев закончил физический факультет Московского университета. Позже, став журналистом и писателем, Юрий Беклемишев (будущий писатель Крымов), напишет повесть "Танкер "Дербент".

    А. Исаев вел обширную переписку со своим другом. Сохранились письма Беклемишева, адресованные Исаеву в Нижний Тагил. В них он рассказывает о городах, где он трудится, о своей жизни на танкере и Каспии, об учебе и физкультуре, которой он много уделяет времени. Адрес был один: Нижний Тагил. Управление Тагилстрой (Федорина Гора). Отдел организации работ. Инженеру Исаеву Алексею Михайловичу.

    ". ..Мне грустно, дорогой мой, оттого, что наши дороги с тобой мало-помалу расходятся и оттого общего, что было у нас всего 5-6 лет назад и что составляло в то время значительную часть наших жизней, мало-помалу остается пшик.

    Остается только привязанность и это пресловутое взаимопонимание с полуслова, которое осталось как следствие общей жизни на протяжении 24 лет. И когда я, вдумавшись в эту ситуацию, осознаю свершившуюся перемену, то мне делается как-то смешно, мне кажется, я ощущаю физически, как течет время. Знаешь, как иногда сидит какой-нибудь октябренок около ручейка и кидает туда щепки, бумажки и т.д. И все это проплывает мимо тебя с тем, чтобы уже никогда не появиться... Вспоминая какой-либо яркий эпизод моей прошлой жизни, я почти всегда натыкаюсь на тебя, и сейчас же наша одиночная ситуация начинает казаться мне неестественно нелепой.

    Анализируя иногда наши взаимоотношения, я пришел к выводу, что мы вместе жили и развивались как-то иначе, чем порознь. По-видимому, мы в каких-то свойствах явились дополнением друг к другу. Во всяком случае, я жду тебя в Москву во второй половине этого месяца и даже опасаюсь, что это письмо вместо того, чтобы попасть в твои руки, сделается объектом для бюрократической волокиты в почтово-телеграфном ведомстве, так как ты уже будешь в Москве, когда оно придет в Тагил. Приезжай поскорее, и мы пофилософствуем о своей жизни за последние месяцы, писать не хочу, так как повествование получится не слишком увлекательное.

    Работою доволен и ощущаю большой технический рост, так как попал в благоприятные условия. 9.04.34 г."

    А вот ещё из его последних писем в Нижний Тагил.

    "К чему нетерпеливо забегать вперед. Я твердо знаю - это не подлежит даже обсуждению, что это мое состояние молодого специалиста, отдавшегося целиком своей интересной специальности и ведущего мирный, оседлый образ жизни, есть только этап, может быть, значительный, но все же только этап.

    Я, геноссе, сам не знаю, чем это объяснить, но в последние годы моя, извини за выражение, духовная жизнь стала замкнутой, и мне при всем моем желании трудно и даже невозможно выразить в словах мое настроение и мироощущение.

    Ясно одно, наша юность кончилась. Все что напоминает мне мою юность, все что было с ней связано, понемногу уплывает, меняется. И отношения с тобой изменились именно потому, что оба мы вступили в другую фазу нашей жизни.

    Я почти уверен, что в дальнейшем наша судьба будет связана друг с другом. Но это будет нечто совсем другое.

    В последний год, геноссе, мне почему-то на каждом шагу приходится сталкиваться с фактами, которые настойчиво имеют значение только на данном отрезке времени, и относительная важность событий и переживаний измеряется отрезком времени, который требуется для того, чтобы на них была поставлена печать с надписью "Прошлое".

    Своими мудрствованиями, геноссе, я хочу тебя уведомить, что в моей душе происходит процесс переоценки ценностей. Философия, которая понемногу у меня складывается, скорее свойственна шестидесятилетнему старцу, чем молодому орлу вроде меня... Эта философия не пессимизма и не оптимизма, она, так сказать, вне этих понятий и даже, пожалуй, примиряет их.

    Эта философия не мешает радоваться солнечному дню, хорошему обеду, волейболу и т. д. Она защищает (вернее, только начинает защищать) меня от упадков настроения при любых обстоятельствах, но и не мешает мне прийти в телячий восторг от чего бы то ни было.

    Мне кажется, что к такой же философии должен будешь прийти ты, а может быть, ты уже пришел к ней. Ю. Беклемишев. 29.04.34 г."

    Ю. Крымов в годы Великой Отечественной войны проходил службу в армейской газете "Советский патриот" 26-й армии Юго-Западного фронта, одновременно являясь собкором "Правды". В сентябре 1941 года связь с Крымовым оборвалась. Он погиб под украинским селом Бодуховка на 33-м году жизни. Электронная версия historyntagil.ru. С группой бойцов пытался вырваться из окружения. Фашисты закололи штыками, нанеся ему семь ран.

    Узнав о смерти друга Исаев почувствовал себя одиноким, но напряженная работа отвлекала от тягостных раздумий.

    Проработав чуть более трех месяцев, в очередном письме Алексей сообщает: "Последняя новость дня: я начальник отдела организации работ. Случилось это неожиданно для меня, и я, по крайней мере, день не мог оправиться от удара. Ни протесты, ни мольбы о помиловании не могли размягчить сердца начальства. Я обратился к общественным организациям, в РКК, к трудинспектору, к нашему юристу, но никто не хотел меня поддержать, мотивируя тем, что я себя "показал", что "такие нам нужны", что я "должен бросить свои ликвидаторские настроения" ит. д. Пришлось сдаться на милость победителя, и только на неб я надеюсь..."

    Повышение в должности ускорило его отъезд из Нижнего Тагила. Душа по-прежнему требовала нового полета, полета в неизвестность, в неизведанное. Его мечты обращаются к Арктике. Исаев пишет письмо к сектор кадров Арктугля.

    ".. .Уволившись из института, где я работал в середине декабря, решил 3-3 с половиной месяца провести в Тагиле, чтобы весной договориться с вами о работе на Шпицбергене. "Тагилстрой" принял меня на работу на этот срок, но когда он истек и я заявил о своем намерении уехать, администрация обещание свое не выполнила и рассчитать меня отказалась". Действительно, тагильскому руководству жаль было отпускать такого талантливого и перспективного специалиста и оно делало все возможное, чтобы он остался в городе. Но ни уговоры, ни обещания не смогли остановить рвущуюся натуру романтика. Алексей настоял на своем, и его были вынуждены отпустить. Май 1934 года Исаев назвал "неприятным периодом уезжания".

    Он оформил "бегунок" (обходной лист увольняемого), удостоверенный многочисленными подписями самых разных лиц, от начальников радиоузла и технического архива до коменданта гостиницы, купил железнодорожный билет и уехал в Москву

    Один известный в городе краевед, прочитав мой материал о Исаеве, спросил:

    - А он что, "летун"?

    - Да, летун. - ответил я. - Строил самолеты, ракеты и космические корабли.

    После Урала у А. М. Исаева, можно сказать, закончились скитания. В столице он познакомился с профессором Военно-Воздушной Академии имени Жуковского В. Ф. Болховитиным, который и определил его дальнейшую судьбу. Об этом он с радостью сообщил своим тагильским друзьям. Один из них в октябре 1934 года написал:

    "Получил ваше письмо и очень рад за вас. Что вы добились и претворили в жизнь ваши желания работать по любимой профессии. Когда будет готов АМИ-1. напишите..." ("АМИ" - Алексей Михайлович Исаев).

    "Осуществилась моя мечта - заняться авиацией, - отвечал Исаев. -Доволен л этим весьма... Читаю авиалитературу. Поступаю в заочный институт (на 3-й курс)... Учусь аккуратности, добросовестности и дисциплине... Металлообработка, аэродинамика. Конечно, летание. Я нашел дело, с которого не слезу так скоро. Целой машиной буду заниматься, вероятно - через год-два, но уже то, что я начертил, будет летать - это факт. Раньше я летал, а мои изделия лежали в архиве. Теперь я сижу, а изделия летают".

    Работая вместе с С.П. Королевым, он стал одним из создателей космической техники, главным конструктором жидкостных ракетных двигателей.

    Ежегодно в День Космонавтики показывают по телевизору художественный фильм Даниила Храбровицкого "Укрощение огня". И мало, кто знает, что в образе главного героя, конструктора ракет Андрея Башкирцева прослеживаются черты характера и факты из биографий Сергея Павловича Королева и Алексея Михайловича Исаева. Да, они были первыми.

Главная страница