Мы отдыхаем …
Наш лагерь "Островки" находился в 6 километрах от Верхотурья в живописном лесном уголке. В его окрестностях насчитывалось с десяток небольших озер, окруженных разнообразными деревьями и кустарниками. Там росли и калина, и рябина, и боярышник, и шиповник, но особенно много черемухи, нашего любимого лакомства. Спелая, ароматная черемуха свисала гроздьями с веток, мы рвали ее кистями и наслаждались до того, пока рот, зубы и губы не становились черно-лиловыми, а челюсти не сводило от напряженного жевания. На озерах росли огромные белые лилии с желто-голубыми прожилками, по мере роста они превращались в причудливый ковер, закрывающий почти всю поверхность. На глади озер оставались лишь небольшие "окна" воды, блестевшие на солнце как зеркала. Большие стаи уток плавали в озерах, и взрослые даже охотились на них.
Жили мы в небольших корпусах по группам. На территории была столовая, игровые площадки. Центральная площадь отводилась для утренних и вечерних линеек, на которых намечались планы на день, а вечером председатели отрядов отчитывались за проделанное. Будил нас горн. Под барабанную дробь на мачту поднимался флаг. На этой же площади по вечерам играл духовой оркестр, и мы танцевали, играли или просто слушали музыку. Было довольно много свободного времени, мы могли гулять, ходить в лес, но обязательно ставить воспитателей и вожатых в известность, куда мы идем.
Летний лагерь Островки – директор, воспитатели, вожатые и дети
В лагерь мы шли пешком, колонна растягивалась на километр, наверное. Дорога постепенно поднималась в гору. Недалеко от лагеря находилась братская могила с обелиском времен Гражданской войны. Проходя мимо, мы чувствовали себя неуютно. Ходили всякие легенды и рассказы о мертвецах, встающих из нее. И вот однажды кто-то из любителей розыгрышей решил всех напугать. Я точно не знаю, как это случилось, так как мы шли еще где-то далеко от братских могил. Рассказывают, что "мертвец" в окровавленных одеждах выскочил из оградки могилы и громко "зарычал". Что тут началось! Первые ряды ребят повернули назад и с криками понеслись обратно, под гору, сбивая с ног идущих сзади.
Те, ничего не понимая, столбенели и тоже поворачивали. Так продолжалось довольно долго, пока воспитатели и вожатые не смогли остановить этот "бурный поток".
Мы идем на Островки
Когда я училась в старших классах , то работала на "Островках" пионервожатой. Вожатые, в основном молодежь, тоже устраивали "развлечения" еще рискованнее, чем дети. После того, как все ребята засыпали, мы собирались у разожженного костра, разговаривали, танцевали, а когда пламя убавлялось, на спор прыгали через костер. А кто проиграл, должен быть идти к братским могилам и принести "доказательства". Это мог выдержать не каждый…
Во время войны кто только не побывал в Верхотурье и его окрестностях. Какие-то группы людей обустраивались на опушке леса и жили месяцами. Однажды у братских могил расположился цыганский табор. Нам было очень любопытно там побывать, и мы часто приближались к их шалашам, в которых цыгане жили. Потом осмелели и вступили в "общение". Женщины-цыганки предлагали погадать, но с нас взять было нечего, если б мы даже захотели испытать свою судьбу. Зато мы насмотрелись на порядки в таборе. В нем даже цыганский барон был. Как-то раз возник конфликт между молодыми цыганками, и барон прикрикнул на готовых вцепиться друг в друга разгоряченных женщин. Одна из них гордо повела плечами и, сверкнув огромными "очами", скрылась в шалаше. А еще они танцевали, звенели монистами при этом, и пели для нас, даже не пытаясь избавиться от нашего любопытства. Видимо, им было известно, кто мы и откуда, и обижать нас они не хотели и не собирались.
Во время войны спортом мы занимались мало, только гимнастикой и акробатикой. Спортивные секции открылись уже после войны. Тогда в детском доме и появились волейбольные и футбольные команды, которые соревновались с городскими командами, участвовали в областных и других соревнованиях. Но, конечно, нам и раньше хотелось поиграть в волейбол, мальчикам в футбол; покататься на коньках зимой, а летом - на велосипеде. Площадки для игр на территории были. Играли мы, кто хотел, как я, в волейбол, если где-то добывали мяч, и, конечно, среди мальчишек были и заядлые футболисты, готовые гонять хоть консервную банку!
Наша футбольная команда на Островках, 1955
Коньки, видимо, нам кто -то дарил – ведь в Верхотурье работал коньковый завод. В то время коньки, в основном, изготовлялись без ботинок, а крепко привязывались жгутами на валенки. Городской каток расчищался на Туре, на нем катались все желающие. Мне самой очень хотелось научиться кататься на коньках. Тогда мои подопечные пятиклассники "поставили" меня на коньки и стали учить кататься: сначала на дорожках во дворе, а потом и на пруду. Я освоила технику катанья уже прилично и стала самостоятельно ходить на каток. Надо сказать, что на расчищенном катке катались не только детдомовцы, но и домашние, и даже колонисты из тех, кому разрешали свободно выходить в город. В один прекрасный день я резво каталась, радовалась своим успехам и не заметила, как сзади ко мне подъехал колонист, толкнул меня, и, когда я упала – срезал ножом мои коньки, быстро отъехал и скрылся. Я плакала, но некому было меня пожалеть… Я уже упомянула , что многие колонисты участвовали в конкурсах одновременно с нами. Вероятно, похититель моих коньков увидел меня на концерте, когда я объявляла номера, и узнал, что я из детского дома. А у колонистов был заключен "негласный договор" - детдомовских не обижать. И вот однажды – это было 8-го Марта – мне передают "подарок" из колонии. И когда я развернула пакет, в нем оказались мои коньки! Я была несказанно рада. Я рассказала эту историю к тому, чтобы еще раз подтвердить, что нас действительно жалели, не обижали и стремились помочь в эти тяжелые для всех времена многие добрые люди, даже, как оказалось, и "малолетние преступники".