Мое военное детство
В начале войны мою маму, Валентину Яковлевну, назначили начальником почты на Вые.
У отца была бронь, он работал на Уралвагонзаводе и неделями не появлялся дома, потому что до работы добираться было трудно. Трамваи ходили только от железнодорожного вокзала, а рабочих возили на "полуторке" в "собачьем ящике".
Жили мы в районе Никольской церкви в бывшем поповском доме. Со двора был вход в нашу квартиру, а с улицы – на почту. Во дворе, в бывшей бане, жила семья военного, мать с дочкой, отец был на фронте. Девочку, мою ровесницу (я в то время учился во втором классе), звали Сима Ананьева.
От нашего двора до пруда проходила улица Фрунзе. Липовая роща, большая поляна перед церковью, расчерченная вдоль и поперек тропинками, спортивная площадка военного полка, двор с сеновалом были любимыми местами ребячьих игр.
Мы дружили впятером: Паха, Тоха, Саха, Миха и синеглазая девочка Сима с выгоревшими на солнце пшеничными косами. Наши матери много работали, и мы большую часть времени были предоставлены сами себе. Огород был только у Мишкиной мамы, она подкармливала нас картошкой в мундире.
Фото из архива автора, когда тому было 17 лет
Мы играли в городки, катали на проволоке колесо, сбивали биты. Зимой на самодельных широких лыжах ходили через Выйский пруд на шихан, на пологой стороне которого жили вогулы. Скатывались с горы только один раз – подъем отнимал много сил и времени. Но больше всего любили играть в войну в липовой роще. Симку брали в плен, привязывали за косы к липе. Она жалобно просила:
– Я же девочка, нельзя ли понежнее, – но играть продолжала.
Неподалеку одноногий дворник, бывший военный, собирал в кучи опавшую листву и добродушно ворчал:
– Пришли чапаевцы, все листья раскидали.
В перерывах между "боями" мы самозабвенно распевали нашу любимую песню "Шел отряд по берегу", изо всех сил стараясь понравиться Симке – она-то нравилась нам всем.
А еще мы частенько заглядывали на конный двор, где жила лошадь по кличке Верба. Эвакуированная вдова-украинка насыпала в подолы наших рубах овса, и мы по очереди кормили Вербу. Она смотрела умными влажными глазами, мягкими губами подбирала с ладоней все до последнего зернышка.
Пожилой дядька в обмотках носил из колодца воду для Вербы, сливал ее в колоду, чтобы после работы лошадь попила теплой воды – от холодной могла простудиться. К детям он относился уважительно. Однажды попросил у нас спичек, а узнав, что нет, похвалил:
– Это хорошо, пожар не сделаете.
На сарае, что был на конном дворе, мы нередко читали книги, представляя себя героями романов. Электронная версия historyntagil.ru. В "Войне и мире" Миха видел себя Барклаем, Паха – Пьером Безуховым, Симка – Наташей Ростовой.
Серафима была девочкой необыкновенной: умная, добрая, тактичная, с правильными чертами лица – соседки называли ее ангелом. Училась она "на отлично", приучала нас, мальчишек, не бросать на улице мусор, называть друг друга полным именем, а еще быть джентльменами. Наблюдая, как мужчина подает женщине пальто, говорила:
– Как это благородно!
И в то же время Сима была храброй и решительной. Видя, как у полоскавшей белье женщины поплыла простыня, она не раздумывая прямо в платье нырнула в воду и достала потерю. Зимой первой набросилась на обидчика, отобравшего у ребенка санки, – мы подоспели позже.
Так проходило наше детство: осваивали в школе азбуку Морзе, нажимали на немецкий язык – вдруг да пригодится, писали на фронт письма, полные оптимизма, собирали бойцам посылки, выступали с концертами в госпиталях.
Проводы дяди Гриши
В 1944 году пришло время уезжать на фронт после ранения и лечения в нашем госпитале любимцу ребятни старшине дяде Грише.
Прослушав короткую напутственную речь "бить врага беспощадно", пошли воины строем на вокзал. Мы бежали рядом, провожая до Маральского моста. На мосту дядя Гриша вышел из строя, обнял сразу всех, зарывшись в пушистые ребячьи головы:
– А теперь тикайте, детки, до хаты.
Сима подарила ему на память расшитый платочек. Вечером предложила пойти в Казанскую церковь, поставить свечку за здравие ушедших воинов. Стоя в церкви, я смотрел на отблеск свечи в синих глазах Серафимы, и она казалась мне еще прекрасней.
Первый поцелуй
Весной 1945 года родители получили квартиру на Вагонке, и мы стали готовиться к переезду. Дядя Вася с конного двора запряг Вербу в кошевку, посадил детвору и повез в прощальное турне по городу.
– Эге-гей, расступись, – кричал он, и мы дружно вторили ему. Было весело и грустно.
На конном дворе дядя Вася потрепал меня по щеке:
– Приезжай, Верба будет скучать.
Притянув Симку за косу, так, что наши головы оказались рядом, добавил:
– И еще кто-то заскучает. Вечером перед отъездом, стоя с Симкой у ворот, неумело ткнулся губами в ее щеку. Она торопливо ушла, а я долго еще сидел на ступеньках крыльца и глядел на хрупкую фигурку в окне: плечи ее вздрагивали от плача. Сердце мое бешено колотилось, то ли от первого поцелуя, то ли от предстоящей разлуки.
Ангел
Спустя три года, когда мне уже исполнилось 16 лет, я поехал на Выю повидать друзей. Первым домом, в который я постучался, был дом, где жила Симка.
Дверь открыл ангел в бело-голубых одеждах, от чего все вокруг озарилось светом: белая кофточка с голубым воротничком, голубая юбочка, белые носочки, голубые туфельки, сине-голубые глаза и два банта такого же цвета, вплетенные в пшеничные косы.
– Я соскучилась, – сказала она.
– Что ж не приезжала?
– Я же девочка, – ответила Сима.
Ее взгляд я помню до сих пор. Никогда не думал, что так много можно сказать глазами. У трамвая наши взгляды снова встретились. В памяти остались бело-голубое чудо, взмах руки и печальный взгляд.
В 1950 году снова побывал в поповском доме, но Симы там уже не было. Окончив школу с золотой медалью, она поступила в один из московских институтов. Мне досталось лишь письмо, перевязанное голубой лентой.
Читал его на Маральском мосту, и сердце щемило от нахлынувших чувств, от признания и сожаления. Потом рвал его на мелкие кусочки и пускал по воде. Последней отправилась в плавание голубая ленточка... Это было прощание с детством.
"Твоя, до конца дней своих"
Молодость не терпит пустоты: я женился, обзавелся двумя сыновьями.
Прошло еще 20 лет. Будучи по делам на Вые, вновь оказался у старого дома. От постаревших соседей узнал, что Симина мама умерла, дочка приезжала на похороны и жила до девятого дня. В Москве Сима стала "большим человеком", в похоронах ей даже помогала тагильская администрация. Уезжая, она передала для меня письмо:
– Отдайте, когда приедет.
– А приедет ли?
– Обязательно приедет. Письмо читать сразу не стал, поехал на Бездонное озеро. В письме помимо воспоминаний о детской любви была приписка, звучавшая как робкая просьба: "Если окажешься по делам в Москве, буду рада встрече. Твоя, до конца дней своих".
Долго я сидел у ручья на поваленном дереве, отдавшись нахлынувшим воспоминаниям, и медленно отправлял в дальнее плавание обрывки дорогого письма.
Со слов автора, Анатолия Ч., не пожелавшего назвать свою фамилию, записала Татьяна ВЛАСОВА.
Литература: Газета "Тагильский рабочий" от 26.11.2008.