Барачная братия
Я часто вспоминаю поселок Старая Лебяжка, барак, где прошло мое послевоенное детство.
Семья у нас была большая – родители и пятеро детей. Ютились в одной комнате, впрочем, как и остальные жители барака – ребятни в нем было много больше, чем в других трех.
Дощатый пол в длинном барачном коридоре стонал и прогибался под нашими босыми пятками, когда мы дружной гурьбой проносились вдоль всех 24 квартир. Жильцы были привычны к визгу и топоту, кроме одной бездетной семьи Филиных. Хозяйка постоянно строжила нас, но делала это без злобы. Мы ненадолго затихали, потом все начиналось сначала.
У Бравичевых тоже не было детей, но они привечали нас, часто угощали, к великой ребячьей радости, чаем с конфетами.
В праздники весь барак выходил на улицу: Пазухины с четырьмя детьми, тетя Аня Черникова с дочерью Нэдой, которая была моей самой близкой подружкой, Вася, Коля и Аркаша Русских со своей мамой, Галя Здырченко, Нина Ширинкина с матерью, тетя Маша Крохина и ее муж, дядя Сеня Буторин, Пановы, дядя Витя, тетя Маруся и Надя. Дядя Витя брал гармошку, и начиналось веселье.
Мужчин в ту пору было мало – многих взяла война, и женщины как могли тянули свои семьи, стараясь дать детям образование, лишний раз побаловать обновкой. Помню, как старшей сестре Нине, студентке пединститута, швея из соседнего барака сшила сказочное по тем временам платье из зеленого панбархата. В черных лакированных туфлях, с русой косой, уложенной полукругом на затылке, в новом платье Нина была красавицей. Многие парни заглядывались на нее, но боялись подойти – как-никак в институте учится, что было в нашем кругу редкостью.
Барачная братия, 50-е годы
Была и у меня памятная обновка – цигейковая шубка "под леопарда". Точно такую же купили соседской девочке. Как-то ранней весной, играя между бараками, я набрела на кучу глины, оставленной с осени, влезла в нее, а выбраться не могла. Отец той девочки, пожилой подслеповатый человек, принял меня за свою дочь – шубки–то у нас одинаковые, вытянул из глины и потащил, ругаясь, домой. Не приди на помощь моя бабушка, не избежать бы мне наказания от чужого дядьки.
Бабушка моя, Мария Петровна Умнова, была самой старшей из жителей четырех бараков. Ее уважали за мудрость и рассудительность, она умела шить, нянчилась с соседскими детьми. Когда на пустыре за седьмым магазином, где мама работала сторожем, расположился цыганский табор, бабушка стала шить цыганкам юбки. Сошьет юбку и несет в табор. Иногда брала меня с собой. С ее приходом хозяева накрывали в шатре стол, в центре которого красовалась бутыль с водкой. Вокруг стола, на полу, рассаживалась вся цыганская семья и мы с бабушкой.
Один
молодой цыган постоянно брал у сестры Нины книги,
возвращал их вовремя и обращался с ними очень
бережно. Хоть и принято считать цыган не чистыми
на руку, не было случая, чтобы в бараках что–то
пропадало.
Когда табор съехал, на месте его стоянки я нашла цыпленка и принесла домой. Он вырос и стал драчливым петухом, важным, как павлин, никому не давал прохода и признавал только отца.
У каждой семьи был свой сарай, где хранили дрова и держали мелкую живность. У нас были куры, поросенок, коза и лохматый пес Ротка, на котором ездила верхом вся малышня. А еще – большая голубятня с голубями разных пород, гордость старшего брата Володи. Одного голубя Володя променял на кролика, который стал любимцем всей семьи. Помню, как отец косил для него траву.
Папа, Николай Иванович Максимов, работал коновозчиком, развозил на лошади продукты для столовых металлургического комбината. Сколько было радости, когда он соорудил на улице качели и карусели!
Дедушка, Иван Терентьевич Умнов, полностью оправдывал свою фамилию: он много читал, любил порассуждать, разводил на участке перед окном цветы. Бабушка вместо подписи ставила крестик.
Жители бараков были похожи на большую дружную семью, где все радости и горести делили пополам. И мы, их дети, всегда держались вместе. Играли в мяч, войну, прятки, скрываясь в картофельной ботве, на грядках за бараками. В жару купались в реке Тагил, что протекала неподалеку. В ее чистой прозрачной воде было видно дно с играющими мальками. У реки сажали капусту, мелкие овощи. Зимой, когда устанавливался крепкий лед, катались на коньках, привязанных к валенкам, или просто на валенках. С горы, где стоял седьмой магазин, съезжали с криками и хохотом на санках.
Однажды, разогнавшись на льду, я провалилась в полынью. На мое счастье, место оказалось неглубоким, и с помощью ребят я быстро выбралась на берег. Домой идти боялась, знала, что накажут, долго слонялась по улице в обледеневшей шубе. Электронная версия historyntagil.ru. Но особого наказания не последовало, только отец ругался, с трудом стряхивая веником сосульки с одежды.
Летом между бараками устраивали танцы, мы любили смотреть, как танцуют наши старшие братья и сестры. Танцы посолиднее проходили в клубе на Лебяжке, что стоял на улице Лебяжинской. Там же показывали фильмы. Клуб и баня, стоящая неподалеку от него, были местами нашего выхода в свет.
Наша семья одна из первых купила телевизор "Рекорд" – настоящий, без линзы. Он был приобретен на деньги, вырученные от продажи поросенка. Мы были счастливы. Зрителей набивалась полная комната, дети смотрели с улицы, через низкое раскрытое окно.
В 58– 59–х годах стали переселять людей из бараков, чаще – в дом № 22 по улице Победы. Туда переехали дедушка с бабушкой. Нам дали квартиру побольше в бараке напротив. Через семь лет мы получили трехкомнатную квартиру на той же улице. После барачной тесноты она казалась нам дворцом. Не хватало только дружбы, простой и бескорыстной, которая сплачивала и согревала сердца барачной братии.
Со слов Александры Зыковой (Максимовой) записала Надежда ОПАЛЬНАЯ.
Литература: Газета "Тагильский рабочий" от 21.01.2009.