"Жить так, как живут мужчины": гендерный аспект общественной и трудовой активности населения Нижнего Тагила на рубеже 1920-30-х годов

        Одним из условий строительства социалистического общества в 20– 30-е годы ХХ века было формирование "нового человека", разделяющего идеалы и ценности устанавливаемого строя. Власть при создании "нового советского гендера" ("нового мужчины" и "новой женщины"), вовлечении их в политическую и общественную жизнь, задействовала различные социальные, политические и психологические механизмы воздействия.

        Поскольку задачи первой пятилетки требовали активного участия женского населения в общественном производстве, правительство проводило нормативное и принудительное регулирование семейных отношений, формировало и изменяло официальные дискурсы, которые по-новому интерпретировали положение женщин в обществе и меняли устоявшийся гендерный уклад.

        Жесткая гендерная политика советского руководства ставила женщин в положение "подчиненности", при котором условием выживания и самореализации был выбор определенной стратегии взаимодействия с властью. Ш. Фицпатрик выделила стандартный набор моделей построения взаимоотношений с государством, характерный для населения советской деревни (1).

        Анализ социального поведения городского населения на рубеже 20-30-х годов ХХ века (на примере г. Нижнего Тагила) показывает, что они успешно применялись и жителями индустриальных городов.

        Среди основных способов взаимодействия с властью, форм проявления лояльности по отношению к ней можно выделить: 1) стратегии активного сотрудничества, вылившиеся, например, в движение ударниц и общественниц; 2) стратегии манипулирования через письменное и устное апеллирование к вождям и в государственные структуры; 3) стратегии приспособления, которые сводились к укреплению традиционных гендерных отношений и институтов.

        В конце 20-х – начале 30-х годов ХХ века, согласно периодизации И. Кона, Г. Лапидус, А. Роткирх, произошло изменение гендерной политики советского правительства, суть которого заключается в переходе от политической к экономической мобилизации женщин, в связи с начавшейся форсированной индустриализацией и коллективизацией, реализацией курса на культурную революцию (2).

        Женщина, ранее воспринимаемая как "отсталая, темная, аполитичная часть населения", стала рассматриваться как репродуктивная единица и рабочая сила, именно в этом качестве вовлекаясь в коммунистическое строительство.

        Как "социально-одобряемую деятельность" официальная идеология пропагандировала политическую и производственную мобилизацию женского населения, что осуществлялось через женотделы, организованные при партийных комитетах различного уровня, делегатские собрания женского актива, секции городских советов депутатов.

        В городах в условиях социалистического строительства при сохранявшейся низкой производительности труда необходимо было "привлечение женщин к трудовой повинности и участию в коммунистических субботниках" (3).

        Для осуществления этой линии власть проводила целенаправленную политику по укоренению в общественном сознании идеи о том, что "экономическое и социальное равноправие женщина могла приобрести при условии равноправного ее участия в производительном труде" (4).

        Но не все постановления органов власти были реализованы на местах По решению Обкома ВКП(б) от 6 апреля 1931 года "о внедрении женского труда в производство" доля этого труда должна была составлять не менее 31%.

        В реальности, например, на Нижнетагильском заводе было задействовано женщин 23,7% от общего количества рабочих, на Выйском железном руднике – 18,6%, на Тагилстрое – 25%, на руднике III Интернационала -31% (5).

        Недостаточно активно участвовали женщины в массовых компаниях Согласно информационной сводке № 2/150 Центрального комитета Всесоюзного союза рабочих металлистов от 15 апреля 1930 года "О вербовке металлистов на работу в колхозы за счет 25000 рабочих" по Уральской области из 982 мобилизованных – женщины составляли 9,2% (6).

        В индустриальном городе трудовая деятельность женского населения была тесно связана с общественной, заключавшейся в участии в отчет– но-выборных компаниях, движении ударников, социалистических соревнованиях, а также в вступлении в Коммунистическую партию, работе в профсоюзных, советских и партийных организаций в качестве выдвиженцев.

        Несмотря на влияние революционных событий, во многом эмансипировавших женскую часть населения, их роль в общественно-политической жизни страны оставалась не столь значительной, как требовалось партией и правительством.

        Характерным примером проявления общественной активности женщин являлось их участие в работе городского совета. В 1929 г в Нижнем Тагиле в совет было избранно 69 женщин, что составляло 32% от общего количества депутатов (7).

        Анализ материалов базы данных "Депутаты" позволяет выявить наиболее типичные характеристики социального портрета женщин, стремившихся к проявлению активности. По роду занятий 40,6% женщин-депутатов были работницами промышленных предприятий, 32% – домохозяйками, 20,3% – служащими.

        По уровню образования 10,1% из них оставались неграмотными или малограмотными, 59,4% имели низшее образование, 23,1% – среднее, 7,2% – высшее.

        По национальности 95,6% женщин – депутатов были русскими. Возраст 52,1% из них не превышал 30 лет. Несмотря на изменение женского представительства в тагильской окружной парторганизации, составлявшего в 1924 г.– 11,6% от общего числа членов, в 1925 – 13%, в 1926 – 17,1%, в 1927 –17,5%, в 1928 – 16,1%, на 1 октября 1929 – 15,5%, лишь 42% женшин-депутатов являлись членами Коммунистической партии (8).

        Работу в советах различного уровня, вступление в партию, используя льготы, предоставляемые рабочим, большинство женщин воспринимало как "лифты социальной мобильности", как условие дальнейшего продвижения, возможность самореализации (9).

        Именно этот тип активисток, воспитанных на идеалах революции, с укоренившимся в сознании представлением о справедливости и закономерности советского строя, плодотворно участвовал в общественно-политической жизни города, считая это правом и долгом каждого гражданина.

        Несмотря на сложившиеся политические и социально– экономические условия, которые привели к складыванию определенного типа политически активных женщин, большинство представительниц женского населения Нижнего Тагила на рубеже 20-30-х годов ХХ века продолжало оставаться политически пассивными, сохраняя традиционное представление об участии в советах и собраниях (зачастую олицетворявшимися с сельскими сходами) как типично мужском занятии.

        Особенно сильно это представление было в сельских районах, административно относившихся к городу, где доля женщин-депутатов была минимальной. По статистике, приводимой на делегатских собраниях женского актива, если в 1925-26 гг. активно участвовавших в общественной жизни женщин было 22%, причем такое распределение сохранилось и в следующем году, то по округу в тот же период доля женского представительства в советах упала с 33% до 18% (10).

        Менее активно женщины участвовали и в работе отчетно-выборных собраний Если явка мужчин на них в 1931 г составляла 82%, то женщин – 70% (11.)

        Одной из причин нежелания женщин проявлять социальную активность было негативное отношение к ним со стороны традиционно настроенной части населения. Сами женщины-депутаты на совещаниях профактива среди причин пассивности представительниц женского населения в общественной работе называли малограмотность, нежелание работать, "отсталость от мужчин в своем развитии" (12).

        Социальная активность женщин в индустриальном городе на рубеже 20-30-х годов ХХ века была отражением установившегося советского гендерного порядка, вызванного задачами социалистического строительства.

        Это приводило к изменению роли женщины в обществе, необходимости

        проявления ею активности в политической и производственной сферах. Но формированию по инициативе партии и правительства "нового типа" женщины препятствовали сохраняемые в сознании населения традиционные стереотипы взаимодействия женщины и власти.

        Примечания:

        1. Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история советской России в 1930-е годы: город. М., 2001.

        2. Здравомыслова Е.А., Текина А.А. Советский этакратический гендерный порядок // Социальная история. Ежегодник, 2003. Женская и гендерная история. М.:"РОССПЭН", 2003. С.442.

        3. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Часть 1. 1898-1925. М., 1953. С.895.

        4. Ильина О. На главном направлении // Женщины Урала в революции и труде. Свердловск, 1963. С.271.

        5. Отдел по делам архивов администрации г.Нижний Тагил (ОДАНТ). Ф.70. Оп.2. Д.176. Л.16,26.

        6. ОДААНТ. Ф.228. Оп.4. Д.64. Л. 34 об.

        7. База данных "Депутаты: 1929" // ОДААНТ. Ф.Р-70. Оп.2. Д.114.

        8. Центр документации общественных организаций Свердловской области (ЦДО– ОСО). Ф.9. Оп.1. Д.1028. Л.26.

        9. Здравомыслова Е.А., Текина А.А. Указ.соч. С.462.

        10. ОДААНТ. Ф.Р-70.Оп.2. Д.86. Л.10.

        11. ОДААНТ. Ф.Р-70.Оп.2.Д.139. Л.108 об.

        12. ОДААНТ. Ф.Р-70.Оп.2. Д.86. Л.10.

И.В. ИЛЬИНЫХ.

        Литература: Историко-педагогические чтения. 2005, № 9. С. 104-107.

 

 

Главная страница