Война – жесточе нету слова...
Мама умерла за полгода до начала войны – как раз в Рождество, 7 января 1941 года. Нас осталось четверо: три сестры – десяти, пяти и четырех лет, а также семилетний брат. Пятилетней была я.
Отец вскоре женился на молодой деревенской женщине, а через три месяца после этого случилась война. Его в первые же дни забрали на фронт. Мачеха исчезла, предварительно обворовав нас. Мы остались одни – голодные и никому не нужные.
Дом наш стоял на горе, рядом с Волгой, в затоне. Напротив был большой остров, по обрыву которого стояли другие дома. Мы видели, как к реке приходили колонны мужчин, мылись и отправлялись на вокзал, а далее – на фронт.
Наш отец попал в пулеметную роту и погиб под Вязьмой в 1942 году. Родная сестра матери определила всех нас в Саратовский детский дом №1 под названием "Красный городок". Детдом был переполнен. В санчасти кровати сдвигали, и мы спали по три-четыре человека на двух кроватях. Большинство были простывшие, со вшами и чесоткой. Каждый день приводили с вокзала или привозили на грузовых машинах ребятишек из оккупированных областей. Один раз на грузовике солдат привез группу укрытых соломой голодных, раздетых и страшно худых малышей. Он сдал их воспитателям и срочно уехал на фронт. Несколько дней выхаживали этих детей, отпаивали молоком. Еды сначала давали понемногу, смотрели, чтобы их никто не подкармливал, поскольку это было смертельно опасно.
Вместе со мной поступила в детский дом маленькая девочка Ася, моя ровесница. Поезд, в котором они ехали, разбомбили немцы. Мать накрыла дочь своим телом и погибла. На щеке девочки остался шрам от осколка бомбы. Затем солдаты привезли мальчонку Николку, которого нашли в подвале взорванного немцами дома – мальчик сидел там, плакал и звал маму.
После освобождения Могилева к нам попали дети из концлагеря, который немцы создали в этом городе. Они всячески издевались над малышами. Брали у них кровь для своих раненых, морили годом.
Немцы ежедневно бомбили Саратов. Предатели для ориентировки летчикам пускали сигнальные ракеты с заводов, нефтебаз и других важных объектов. Постоянно возникали пожары. Небо было от пламени красным, и вода в Волге, отражая небо, тоже была красная.
Мою младшую сестренку забрали на воспитание в город Ершов, и нам ничего о ней не было известно десять лет. Потом брат ее разыскал, и мы стали переписываться и ездить друг к другу в гости.
Брат с ровесниками ночами дежурили на крыше детдома на случай, если на нее попадет зажигательная бомба. В 1943 году, когда немцев погнали на запад, братик убежал на фронт искать дядю Ваню – родного брата нашего отца. На фронт он ехал и на крышах вагонов, и под вагонами в угольных ящиках, но дядю так и не нашел. Год ему пришлось прожить у бендеровцев – нянчить детей, пасти скотину. Потом ему удалось вернуться в Саратов, но в детский дом он идти не захотел, и уехал к бабушке в деревню.
Во время бомбежек старшие воспитанники уносили нас в подвал. Из-за бомбежек мы зимой и летом спали одетыми. А летом, когда весь детдом жил в пионерском лагере, нам велели во время налета немецких самолетов прятаться в лесу.
В пионерском лагере у нас было три землянки, где жили бойцы, приехавшие с фронта за танками, которые должны были поступить с Урала. Когда танки пришли, мы всем детдомом провожали их на фронт.
Ребята в детдоме подрастали. Более сотни воспитанников окончили десять классов и ушли на фронт. Оттуда они нам писали письма. Многие из ребят погибли.
Во дворе детдома стоял мощный прожектор, а рядом в домике жили солдаты. Когда звучал сигнал воздушной тревоги, они бежали к прожектору и ловили лучом вражеские самолеты, чтобы зенитчики могли их сбивать. Несколько батарей зениток стояло по берегу Волги.
Летом, когда мы жили в пионерском лагере, сбитые самолеты падали рядом в лес, и мы бегали на них смотреть. Правда, я не помню, чтобы в сбитых самолетах были тела летчиков. Вероятно, их ночью увози наши военные.
В городе было много воровства и мародерства, поэтому ночью в Саратове и окрестностях дежурила конная милиция. В нашей малышовой группе воспитательницей была Зинаида Григорьевна – красивая, высокая русская женщина с толстой длинной косой. Она была ласковая и внимательная, и все мы ее очень любили. Я помню, как зашла воспитательница из другой группы и спросила Зинаиду Григорьевну о здоровье ее мамы. Наша воспитательница заплакала, сказала, что здоровье очень плохое, питание скудное, и ухаживать за мамой днем некому…
Нас тоже сначала плохо кормили. На завтрак давали небольшую сахарную свеклу, 50 граммов черного хлеба и стакан кипятка. На обед был суп с капустой, где не было ни картошки, ни моркови, ни лука. Это называлось "капустные щи". Я капусту почему-то не любила, а хлебала одну водичку с хлебом. На ужин мы получали две маленьких картофелины в мундире, 50 граммов хлеба и стакан кипятка. По воскресеньям утром была тыквенная каша, а в обед давали пирожок с тыквой. Я этот пирожок отдавала Зинаиде Григорьевне для ее мамы, при этом говорила, что сама, мол, не хочу.
Потом американцы стали присылать нам вещи – платья, костюмы и так далее – все для малышей. Один раз всех нас – и девочек, и мальчиков – одели в американские наряды и повели гулять по берегу Волги. На мне было красивое красное платье в белый горошек с кружавчиками. Мы проходили мимо баржи, которую разгружали пленные немцы. Вдруг один из них подозвал нашу воспитательницу, показал на меня, сказал, что я очень похожа на его дочь, и попросил предать мне маленькое зеркальце в подарок. Зеркальце действительно было очень красивое, с крышечкой. Я его долго хранила, но, в конце концов, потеряла.
Вскоре мы с Асей пошли в школу и стали заниматься в балетном кружке. Мы танцевали, участвовали в спектакле "Про кошку и двух котят". Самодеятельность в детском доме была на очень высоком уровне, и мы постоянно на городских конкурсах занимали призовые места. Ася после школы поступила в Пермское хореографическое училище, а позже жила в Ленинграде и танцевала в театре оперы и балета.
Как-то я поехала с подругой к ней в гости на воскресенье. На побывку с фронта в это время приехал отец подруги генерал Ефремов. Нас накормили и отправили в другую комнату. Двери были открыты, поэтому мы слышали все, что говорили взрослые. А взрослые расспрашивали генерала, и он отвечал прямо и без утайки о трудностях и потерях, о смерти и смелости, о подвигах и страданиях. Мы были малы, но все понимали.
Недалеко от нашего детдома находилась четырехэтажная школа. Там размещался госпиталь для раненых бойцов. Мы постоянно навещали их, показывали концерты. С группой из четырех девочек из нашего балетного кружка исполняли для раненых танец с куклами. Электронная версия historyntagil.ru. Мы были в новых платьях с прекрасными куклами. А уж старания нам было не занимать. Принимали нас очень тепло, успех у раненых был полный.
Однажды к нам в группу приехал молодой моряк в форме, бескозырке с ленточками. Моряк был братом одного из воспитанников – Эдика Стрельцова.
Морячок прибыл с большим пакетом, в котором оказались конфеты и печенье. Он высыпал все это на стол и сказал: "Ну, братва, налетай на гостинец!"
Но мы, всю войну не видевшие даже кусочка сахара, смотрели во все глаза не на "гостинец", а на молодого морячка, почти мальчишку, расспрашивали, как там, на фронте, за что он получил награды и отпуск в Саратов, чтобы навестить брата. Это был настоящий праздник не только для Эдика, но и для нас всех.
И вот настал день Победы. Рано утром 9 мая 1945 года пришла воспитательница и объявила, что закончилась война. Мы запрыгали на кроватях и закричали "Ура!"
На завтрак нам дали жареную картошку, о которой мы мечтали всю войну. На обед были вкуснейшие пироги с мясом, а потом нас всех отпустили в город. Мы пришли на площадь, которая была полна народа. Все смеялись, плакали, обнимались и целовались друг с другом. День был солнечным и удивительно теплым.
Моя старшая сестра в это время уже училась в ремесленном училище на нефтяника. Затем она всю жизнь проработала на Саратовском крекинг-заводе. Умерла она в 68 лет от сахарного диабета.
Закончив пять классов, вместе с другими девочками я стала учиться в специальном ремесленном училище № 1 на бухгалтера. После училища поступила в вечернюю школу, а затем в экономический институт на специальность "Финансы и кредит". Закончив этот вуз, приехала в Нижний Тагил по направлению и стала работать в местном отделении Госбанка СССР. Проработав в нем пять лет, перешла в городской финансовый отдел. Вышла замуж. Вырастила с мужем сына и дочь.
Когда я работала в ГОРФО, то дважды в год, к 1 мая и 7 ноября, на площади строили деревянную трибуну. Затраты были очень солидные. Я тогда выступа в газете, мол, не лучше ли построить один раз постоянную трибуну, чем регулярно тратить бюджетные деньги на дорогие времянки. Постоянная трибуна появилась на Театральной площади, и я ее считаю своей, родной. Хотя и праздников сейчас стало меньше, трибуна в дни торжеств соответствует статусу нашего города и является напоминанием, что деньги из бюджета надо экономить.
Я давно на пенсии. Дети, а затем и внуки получили высшее образование. Мужа я похоронила двенадцать лет назад, а сама мечтаю дожить до правнуков. Хочется, чтобы и внуки, и правнуки знали и помнили о тех испытаниях, которые выпали на долю их бабушек и прабабушек, когда 22 июня 1941 года фашисты напали на нашу Родину.
Зоя Петровна БАХТУРИНА, пенсионер, ветеран труда, инвалид 2 группы
Литература: Газета "Тагильский вариант" №21(116) от 20.06.2013.