"Целую. Твой сын Карл. Сохрани это письмо"
"В письмах ничего не пишу о прошедшем, потому что это излишне, ведь всего не напишешь, а писать "клочками" - всё равно, что совсем не писать... Войну закончим, домой приедем – тогда обо всём за раз и узнаем".
Эти строчки адресованы Феоктисте Александровне Тюриковой, а написал их раненый в бою сын Карл. Слова не восемнадцатилетнего мальчика, но мужа. Понадобилось всего-то несколько месяцев, чтобы шагнуть ему во взрослость, реально оценить ситуацию, в которой он оказался, мужественно и стойко переносить, выпавшие тяготы и лишения.
В первых письмах Карла (их со штампом "Проверено цензурой" у меня оказалось 63, и написаны они были в период с августа 1941 года по декабрь 1942 года. – Авт.) перед нами предстаёт начитанный и весьма грамотный юноша. Хорошим литературным языком, порой с неким "подводным" юмором, передаёт он всё то, что с ним произошло, что видел, ощутил, пережил. Чувствуется, что выпускник первого военного года тагильской школы № 32 получил отличные знания по русскому языку и литературе. Учился Карл хорошо, как и большинство его одноклассников, среди которых была и Гуся, которую он выделял среди девчонок, писал ей письма до самой гибели. В ответе на анкету "Моим однокурсникам к встрече в мае 1986 года" профессор, член-корреспондент Академии медицинских наук, главный радиолог СССР, лауреат Ленинской премии Ангелина Константиновна Гуськова (Гуся) напишет: "Одной любви я и дружбе верна. И вот потому никому не жена".
И хотя Карл утверждал: "в письмах не пишу о прошедшем", но именно из них мы узнаём о том, что воспитывался он без отца, очень любил маму, а она безумно любила его – свою надежду и опору, ни в чём ему не отказывала. В первых своих письмах из армии постоянно он будет по-мальчишески чего-то просить. "С телеграммой вышли денег на мелкие расходы... Вышли обязательно тетрадь с песнями и чистую, в клеточку, общую для дневника, с полдюжины серых платков". (3 сентября 1941 года).
"Неплохо было, если бы ты прислала пары две тёплых портянок и ещё пары две шерстяных носок и шерстяные варежки с двумя пальцами на правой варежке. Если сможешь, достань мне без рукавов майки для одевания под нижнюю рубашку. Р.S. По стечению обстоятельств на выходной попал в наряд по роте. Будет время писать письма всем подряд. Если будешь посылать посылку со всем вышеперечисленным, то постарайся положить побольше конфет, а то я по ним страшно соскучился". "Если бабушка пошлёт мне посылку к празднику, то это будет замечательно". "Здесь в фотографии нет фотобумаги, вышли мою 9 на 12".
Из писем Карла мы узнаем, что он увлекался фотографией, хорошо играл на гитаре (из госпиталя не выписали пока не прошёл гарнизонный смотр художественной самодеятельности). Всем этим в начале учёбы в пехотном училище он пытался заниматься, но очень скоро ему стало не до этого. После 12 ноября, дня своего 18-летия, кроме учёбы, он уже больше ничем заниматься не будет. Ситуация складывалась так, что ускоренный курс подготовки среднего комсостава превратился в сверхускоренный. Только и оставалось, что вспоминать, как он перед призывом в армию безмятежно провёл время у бабушки в Алапаевске, откуда в трёхлетнем возрасте переехал с мамой в Нижний Тагил. Он напишет оттуда письмо маме, в котором сообщит, что "... доехал благополучно. На тагильском вокзале задержали, и кое-как отболтался... Бабушка просит передать спасибо за сахар, она чай любит, а пить не с чем. В огороде ещё не всё поспело. Подходящие горох и морковь. Старый картофель у бабушки закончился - едим свежий. Я утром забрался в огород, затем сходил в горбаню, а после обеда пошёл в гости к отцу. Дома его не застал, была только дочь, а он с законной был у сестры в гостях. Я послал Маргариту за ним, но явилась Елизавета и сказала, что отец сильно выпивши и стесняется появиться на глаза. Я погутарил с ней по разным пустякам и узнал о том, что отец справлялся в горзагсе, в каком месяце я родился, но здесь ведь никаких сведений нет, свидетельство я получал в тагильском загсе. Это ему понадобилось для того, чтобы узнать, не пора ли закругляться с выплатой алиментов. Я сказал Елизавете, что кончать с выплатами ещё рановато. Попотчевала она меня чайком. А я её угостил папиросами, и разошлись мы с миром в разные стороны.
...Вечером
ходил с Аннетой в театр (здесь опять драма-хлам из
Ирбита). Ставили "Степана Кольчугина". С
грехом отсидел два отделения. А потом ушёл, так
как смотреть их творчество можно разве только
что от зубной боли или от расстройства желудка
..."
Некоторый скептицизм в оценке спектакля вызван, что вполне можно предположить, не только низким исполнительским уровнем ирбитчан, но и патриотизмом актёра вспомогательного состава Нижнетагильского драматического театра, которым Карл стал работать после окончания школы. Письмо датировано 4 августа 1941, а 8-го родные провожали Карла до клуба металлургов, где собрались призывники. Направили юношу в Рижское пехотное училище, эвакуированное в Стерлитамак для ускоренного обучения (в течение полугода).
Вскоре от молодого бойца пошли письма маме, брату Генриху, любимой Гусе, короткие, по-военному чёткие. "Прибыл в Свердловск", "В Челябинск прибыли 10-го в 10.00. В поезде ехали в страшной тесноте..."ю. "Я в Уфе. В 11 вечера выезжаем дальше. Пока жив, здоров". "Пока жив, здоров" - простое мальчишеское бахвальство, которого в следующих письмах уже не будет.
Самые длинные первые письма Феоктиста Александровна получила от сына 21 и 24 августа из Стерлитамака. В них он подробно, во всех деталях описал путь от Свердловска: "Завтра будет 13 дней со времени моего отъезда, 10 дней – со времени приезда на место и неделя со дня начала занятий. Всего-то дюжина дней отделяет меня от прежней жизни, а сколько за это время нового случилось или, вернее сказать, произошло в моей жизни".
Поведав о тесноте и духоте в вагонах (практически сидели друг на друге), не преминул отметить: "наш народец, не успев протрезвиться, начал заправляться вновь". Рассказал Карл и о том, что в вагоне с ними по пути из Челябинска в Стерлитамак ехали красноармейцы и командиры.
"От красноармейцев (участников боёв с фашистами) я узнал очень много нового и интересного о ходе боёв, о средствах, о тактике наших и немецких войск, о том, что уральцы самые стойкие из всех остальных, и ещё много чего другого... Целую. Твой сын Карл. Сохрани это письмо". В каждом письме курсант Тюриков просил писать чаще и по возможности обо всём.
Особая тема писем - учёба. 9 сентября он отмечает: "То, что происходит у Кости (товарища. – Авт.), не знаю, а у меня дело обстоит так. Моют через декаду. Нижнее бельё меняют. Постельное пока нет. Спим на матрасах с соломой, простыни, полотенца у каждого. Зря беспокоишься за меня насчёт курения. Я курил только пока ехал, а теперь не курю, хотя с табаком дело обстоит хорошо… Кормят три раза в день. Хлеб ржаной, белый, сухари. Раза два-три в неделю бывает сухой паёк, а в остальные дни кормят хорошо. Часто мясо, рыба".
Ленты телеграмм в военное время наклеивались на вырванные страницы из "ненужных" книг
Но постепенно гастрономическая тема уходит, и только по некоторым намёкам можно понять, что прежней "роскоши" уже нет и сейчас, особенно после полевых занятий, "съел бы и волка".
О следующем периоде своей короткой службы сообщает Карл уже без эмоций. "Сегодня утром исполнится месяц с тех пор, как я покинул дом родной. Скоро начнётся первый месяц занятий и заживётся легче, будут давать отпуска в город, - пишет он 9 октября. - С боевой и тактической подготовкой дело у меня обстоит хорошо. Стараюсь выправляться в дисциплине". А уже одиннадцатого числа сообщает: "... вчера на зачётах по ручному пулемёту получил первый "носик". Кроме того, вчера получил два наряда вне очереди за то, что, забывшись немного, нагрубил командиру взвода. Время от времени проскальзывают гражданские привычки, и стоит больших усилий, чтобы перебороть их. Выражаю твёрдую уверенность, что в скором времени с ними покончу".
Но давалось это будущему командиру Тюрикову очень тяжело. Именно недисциплинированность, беспечность поставит его в тяжелейшую ситуацию. Но это будет уже во время следования на фронт. А пока в стужу с ветром проходят полевые занятия. "С каждым днём холоднее, - пишет он. - А занятия по тактике теперь ежедневно по 4-5 часов. Я думаю, ты представляешь, что это за зверь. Действия в бою, в обороне, в разведке, связным, наблюдателем и т. д. Кроме тактики, ещё занятия по рукопашному бою (физо), стрелковой подготовке, строевой и некоторым другим дисциплинам проходят тоже в поле. Круглые сутки на холоде. В тот выходной был в наряде на кухне, а помещение под неё, как тришкин кафтан, всем ветрам доступно. Стоим у плиты - спереди жжёт, а сзади ломит от ветра. Уже несколько раз снижали довольствие... Дни летят очень быстро и оставшиеся пять месяцев, если не потребуемся раньше, пролетят скоро. Ориентировочно, учёбу закончим к дню Красной Армии. Раньше у меня была уверенность, что не успеем выучиться, а война уже закончится. Теперь же я уверен, что приму участие в войне в качестве среднего командира".
В следующих письмах Карл подробно описывает жизнь в полевых лагерях, с радостью сообщает, что на "отлично" сдал два упражнения по стрельбе из ручного пулемёта - "... это было целым событием в моей жизни. Раньше я только мечтал об этом". "...большим событием в моей жизни явилось принятие "Военной присяги" в воскресенье, 12 октября. Теперь я стал бойцом РККА и не просто бойцом (красноармейцем), а без пяти минут средним командиром".
Эти "пять минут" реализовались через две недели. Следующее письмо, от 27 октября, Карл уже посылает из Куйбышева, где по пути на фронт на несколько минут остановился их эшелон. Вот здесь и поплатился молодой боец за свою беспечность. Пока он искал почтово-телеграфное отделение, поезд ушёл. Представляю, что пережил в эти минуты восемнадцатилетний юноша, а потом и его родные, которым он сразу же сообщил о случившемся. "Тогда я сразу отправился к военному коменданту города, подал ему заявление, на что получил разрешение догонять свой эшелон в Пензе. Это было вчера вечером. А сегодня уже 27-е, а поезда ещё нет. Не знаю, смогу ли догнать своих, и где именно. Что будет за отставание, пока тоже неизвестно. Надеюсь, что всё обойдётся".
Затем приветы родным Карл посылает из Саранска: "... ты слишком не беспокойся... всё будет в порядке. Знайте, я не собираюсь падать духом, а наоборот лицом к лицу встречаю жизнь". Потом были Канаша, Ковров, Владимир... Во Владимире ему "взбрело в голову идти хлопотать билет до Москвы, за что жестоко поплатился, попал на пересыльный пункт. Здесь зачислили в первую попавшуюся команду призывников, и вот теперь с ними начну всё сначала. Документы мои остались в эшелоне, как и все вещи. Пока еще неизвестно, куда попаду и вообще, чем всё это кончится... Мне предстоит впереди всё испытать ко всему тому, что я уже пережил". Это было его последнее письмо в 1941 году.
Через месяц Тюриков начнет проходить службу в Муроме, куда он во главе команды из 60 человек пешим порядком прибудет 10 декабря. Здесь его зачислят командиром отделения и направят под Тихвин, а затем на Волховский фронт.
Следующее письмо от сына Феоктиста Александровна получит только через полтора месяца. 21 января 1942 года из госпиталя он напишет: "... на фронт я прибыл 20 декабря, а 1 января меня ранило пулей в левое бедро и осколком в спину. Пробило лёгкие - в этом вся серьёзность положения... Сейчас лежу в Ярославле в эвакуационном госпитале. В дальнейшем должны отправить в глубокий тыл. P.S. Мама, я на этих днях вышлю зарплату за январь с тем расчётом, что, когда меня переведут в тыловой госпиталь, ты могла бы соорудить мне посылку".
Из Ярославля Карл напишет ещё два письма, в которых сообщит, что рана понемногу заживает. А вот 21 февраля для родных стала неожиданностью весточка из Свердловска: "Здравствуйте, всей кучей (ведь вас действительно целая куча). Сбылось моё желание: попал в свердловский госпиталь, т.е. почти домой. А получилось это следующим образом: погрузили меня в санпоезд в Ярославле. Только я успел раздеться и сесть на койку, как вошёл врач 2-го ранга Гуськов (отец Гуси) и спросил у санитаров, сколько ещё мест не занято, а меня и не заметил (стоял ко мне спиной). Я говорю: "Здравствуйте т. Гуськов", а сам глазам своим не верю, что к нему в поезд попал. Ну, он обернулся и, узнав меня, очень обрадовался. От него я сразу узнал обо всём интересующем. Гуся его держит в курсе дел. Ему же я обязан, что нахожусь в Свердловске".
В Свердловске, несмотря на то, что его постоянно навещают мама, Гуся, он не прекращает переписку с родными. В двух десятках "свердловских" писем Карл с восторгом сообщает о встречах, но ни слова - о болячках. "Чувствую себя хорошо, праздник (23 февраля) провёл весело. Электронная версия historyntagil.ru. Сейчас только вернулся из операционной. Влили мне двести граммов крови и обещали ещё прибавить, если не начну краснеть, хотя я и пытался растолковать, что бледность свойственна мне"
В этих письмах рассказывает он и о том, чем и как его кормят, спрашивает (вопрос мужчины), чем может помочь, пусть даже и находится в госпитале. А в письме от 2 марта 1942 года обращается к Феоктисте Александровне: "... мама, получила ты или нет из моей части денежный аттестат. Если нет, то возьми в райвоенкомате справку о том, что семья лейтенанта Тюрикова денежным довольствием не пользуется, и немедленно вышли её мне, чтобы я смог до 30-го получить зарплату за февраль".
В общем, госпитальные дни пролетели незаметно. Раны зарубцевались, пора на фронт. Но в письме от 5 июля мы узнаём: "... завтра будет уже три недели, как прошёл я комиссию, но задерживают в госпитале, потому что идёт подготовка к гарнизонному смотру художественной самодеятельности".
После выписки Карлу дали месячный отпуск. Он побывал в Нижнем Тагиле, в Алапаевске, побывал и в санпоезде Константина Васильевича Гуськова, где его совсем не узнали, так он хорошо выглядел. Здесь и получил назначение в Камышлов, где формировались новые воинские подразделения для отправки на фронт, куда лейтенант Тюриков прибыл 17 октября.
19 октября он напишет о том, что изменений в жизни никаких не произошло.
"Радио несёт с каждым днём всё новые и новые известия о начале всеобщего наступления, о начале разгрома фашистской вшивой армии... Недавно получил письмо от Николая Константиновича. Пишет о своих боевых делах... Прочитал его письмо, вспомнилась боевая жизнь, немножко взгрустнул. Захотелось снова подышать воздухом горячего боя, но пока приходится ждать: работать, учиться, готовить кадры и готовиться к грядущим боям".
10 декабря лейтенант Тюриков отбыл на фронт, а 13 декабря сообщил родным об этом с дороги из Агрыза, что в трёхстах километрах от Казани.В пути следования всегда находил время дать о себе весть. Последнюю открытку от сына Феоктиста Александровна получила 26 декабря 1942 года. "Спешу сообщить, что жив и здоров, чего и вам желаю. Пока всё ещё в дороге. Моё настоящее местонахождение можете найти на карте Союза - станция Алексиново. Это место, где дорога на Урюпинск отходит от ветки на Сталинград..."
После этого Карл замолчал. 9 марта 1943 года Феоктиста Александровна получила известие о гибели сына 20 января возле хутора Филиппенково Каменск-Шахтинского района Ростовской области.
Тело Карла нашёл 13-летний Коля Бородин. По положению тела было установлено, что раненый лейтенант пытался оказать себе помощь, но вторая вражеская пуля заставила его уснуть навечно. У погибшего нашли медальон, в котором были указаны фамилия и домашний адрес.
Такова военная судьба одного из многомиллионной армии защитников Отечества, мужественного, горячо любившего свой дом, своих родных, свою Родину. Не было в его письмах бравады, самолюбования, а было простое человеческое общение. Неизвестно, рассказывал ли Карл при встречах с родными в свердловском госпитале о пережитом во время атак, бомбёжек... Известно одно - девятнадцатилетний лейтенант Тюриков погиб в открытом бою и сделал всё, чтобы приблизить победу над врагом.
Феоктиста Александровна бережно хранила письма сына. О чём думала мать, каждый раз бережно перебирая пожелтевшие листочки с родным почерком, нам неведомо, хотя, конечно, нетрудно догадаться. До самой смерти хранила она в памяти светлый образ сына. Не забывала Феоктисту Александровну Ангелина Константиновна Гуськова. Несмотря на огромную загруженность, писала письма, поздравляла с праздниками. В одном из своих писем она напишет: "Мы помним Карлушу, гордимся его мужеством и стойкостью".
Мы тоже гордимся своим земляком.
Василий КРИНИЦЫН, краевед.
Литература: Газета "Тагильский вариант" №9(104) от 14.03.2013.