Четвёртая любовь "роковой" Авроры
Об Авроре Карловне Шернваль-фон Валлен-Демидовой-Карамзиной мы уже писали в одном из первых выпусков нашей рубрики.
История жизни этой уникальной женщины многим нашим читателям показалась исчерпывающей, но на самом деле мы умолчали об ещё одной странице её биографии, хотя именно она является в последние несколько лет предметом исследований некоторых, преимущественно зарубежных, историков…
Аврора Карловна Шернваль-Демидова и Андрей Николаевич Карамзин (рис. XIX в.)
…В 1846 году Аврора Шернваль-Демидова выходит замуж за Андрея Николаевича Карамзина, "образованного дилетанта", как его часто называли в петербургском высшем обществе. Супруги отправляются в свадебное путешествие по Европе, после которого Андрей Карамзин намеревался вернуться на военную службу. Как писал в своих дневниках известный поэт Ф. И. Тютчев, хорошо знавший Андрея Николаевича, "Непонятно почему, он возомнил о себе, как о знатоке ратных дел, и всю жизнь стремился сделать на этом поприще карьеру. Для армейской службы он был, вряд ли пригоден. Куда больше полезного он смог бы сделать, став просветителем или, в крайнем случае, управляя имением…"
Как мы уже знаем, в 1853 году мечта Андрея Карамзина сбылась — он отправился добровольцем на Крымскую войну, где вскоре бесславно погиб.
Незадолго до отъезда Андрей Николаевич познакомил супругу со своим адъютантом, недавним выпускником юридического факультета Петербургского университета Иосафатом Огрызко (в польской транскрипции — Юзефатом Огрицко).
"Соименница зари" сразу обратила внимание на молодого, образованного, скромного мужчину, а через пару дней заметила, что единственный сын (и наследник огромного состояния Демидова) – Павел – после общения с адъютантом мужа начал живо интересоваться науками, к которым до сих пор относился с прохладцей. Вскоре, несмотря на то, что первоначально в обязанности И. Огрызко преподавательская деятельность не входила, он стал отвечать за образование сына Авроры — юного Павла.
Аврора Карловна с сыном Павлом (карт. неизв. худ. XIX в.)
По свидетельствам современников, Карамзины относились к Огрызко почти как к родственнику. Известный в XIX в. правовед Владимир Спасович, который учился с Огрызко в университете, вспоминал, что "…в доме Карамзиных Юзеф был высоко ценимым другом всей семьи". Позднее, племянник Авроры Карловны – князь Владимир Петрович Мещерский писал об Огрызко в своих воспоминаниях:
"…Огрицко был при моей тётке Авроре чем-то вроде домашнего секретаря по преемству от её мужа и моего дяди, убитого в турецкую войну, Карамзина. Функции его были несложны, что позволяло ему заниматься своими делами. А его собственные дела заключались в начатой им тогда работе – собрании польских законов для предпринятого им труда "Volumina Legtm", и в группировании около себя, под предлогом сотрудничества, разных вольнодумцев из молодых людей университета и из своих сверстников. В ту пору я с ним виделся довольно часто в доме моей тётки, и затем он заходил ко мне, и мы с ним часто беседовали, а так как он был блестяще умён, ироничен и приятен в беседе, то я не мог не находить большого удовольствия в обществе с ним…"
После гибели Андрея Карамзина, дружеские отношения Авроры Карамзиной и Иосафата Огрызко ещё более окрепли, и, в конце концов, переросли, по определению самой Авроры Карловны "…в сердечную привязанность, и даже более".
Иосафат Огрызко (фото XIX в.)
Кроме функций домашнего секретаря, Иосафат Огрызко выполнял различные поручения Авроры Карловны, касающиеся управления делами. Например, он неоднократно приезжал на Тагильские заводы с инспекцией учебных и богоугодных заведений, которые финансировала Аврора.
В 1857 году Аврора Карамзина, используя свои связи, поспособствовала тому, чтобы Огрызко взяли столоначальником по золотодобывающей промышленности в Департамент горных и соляных дел. Скромная должность в этом департаменте позволила ему быстро обрести хорошие связи на самых высоких уровнях. Правда, чиновничья работа его не удовлетворяла. Он жаждал настоящего дела, такого, которое способно было бы в какой-то мере изменить умонастроения в обществе.
7 августа 1857 года Огрызко обратился в Цензурный комитет с просьбой разрешить ему выпускать на польском языке ежедневную газету "Слово". В комитете ничего не имели против, однако, идея решительно не понравилась министру иностранных дел России князю Александру Михайловичу Горчакову. Формально он придрался к тому, что в Петербурге отсутствовал цензор со знанием польского языка. Но реальная причина крылась в другом.
А. М. Горчаков (худ. Н. Т. Богацкий, 1876 г.)
Дело в том, что князь Горчаков в ту пору был всерьёз увлечён Авророй Карловной.
Как вспоминал Владимир Мещерский, Горчаков "…бывал тогда по вечерам в кабинете моей тётушки, Авроры Карамзиной, которая, несмотря на свои 50 лет, была ещё в то время стройной красавицей и к которой князь Горчаков питал культ…". Но "роковая Аврора" взаимностью князю не отвечала, и Александр Михайлович сильно нервничал и переживал.
Уладить все цензурные тонкости Огрызко помог его старый приятель, опытный юрист Кавелин. Разрешение на выпуск газеты было получено 31 января 1858 года. Деньги на оборудование дала Аврора Карамзина. Кроме личных симпатий, был ещё один мотив, движущий Авророй Карловной.
Ей казались близки многие идеи Огрызко. Будучи противницей всяческих революций, она в то же время понимала, что без перемен в обществе, без реформ государственного управления России не обойтись. Вопрос заключался в том, в каком виде следует проводить реформы.
К сотрудничеству со своей газетой Огрызко привлёк профессора Петербургского университета Владимира Спасовича, поэтов Антония Чайковского, Яна Станевича, Эдварда Желиговского, Балтазара Калиновского и других представителей польского землячества в Петербурге. Однако, сам он в свою газету не писал. Как вспоминал его современник Осип Пржецлавский: "…Огрызко вовсе не был литератором и даже не знал польского языка настолько, чтобы мог редактировать газету. Для него важно было другое: держать под своим неослабным контролем редакционную политику…" Приоритетными в новой газете стали три темы: крестьянский вопрос, просвещение и международные известия. Подписчиками "Слова" стали многие известные общественные деятели и литераторы того времени – Некрасов и Тютчев, Тургенев и Герцен.
В феврале 1859 года у Огрызко начались первые проблемы. Его газета попала на глаза наместнику русского императора в Варшаве. В этом номере было опубликовано короткое письмо польского историка Иоахима Лелевеля, который ещё в 1830 году добивался от Николая I акта об отречении от польского престола, и считался неблагонадёжным. Газету в канцелярию наместника прислал аноним, но соратники Огрызко грешили на министра народного просвещения Николая Муханова. По одной версии, Муханова возмутило не само послание Лелевеля (оно по всеобщему мнению носило абсолютно невинный характер), а сам факт того, что Огрызко посмел дать слово Лелевелю. Поэтому, Муханов перестраховался. Хотя, если верить Осипу Пржецлавскому, навестившему Лелевеля в 1858 году в Брюсселе, бывший властитель польских умов "жил на чердаке, в полном убожестве, обставленный и обложенный книгами", всячески осуждал политические увлечения Адама Мицкевича и уже не питал к России никакой вражды.
Существовала и вторая версия, носившая личный характер.
Николай Муханов был братом первого жениха Авроры Карловны – Александра Муханова. И ему, якобы, было больно видеть, как бывшая невеста его брата покровительствует Огрызко.
Впрочем, многим историкам версия мести кажется неубедительной. Дело в том, что к Авроре всю жизнь очень благоволил самый младший брат Александра Муханова – Владимир. Владимир и Николай очень бережно относились друг к другу, и невозможно предположить, чтобы Николай захотел досадить Владимиру.
Как бы там ни было, через три дня после публикации письма Лелевеля, Огрызко бросили в казематы Петропавловской крепости. Возмущённый произволом властей, Александр Герцен 15 апреля 1859 года в "Колоколе" объявил:
"Г-н Огрызко поместил в своём журнале "Слово" письмо знаменитого Лелевеля и несколько тёплых, благородных слов о нём. Этот поступок навлёк на г. Огрызко горчаковский гнев. Огрызко схватили, журнал запретили…"
Разразился скандал. В защиту Огрызко вступился Тургенев и другие литераторы и публицисты.
Даже строгий цензор Александр Никитенко, недолюбливавший Иосафата Огрызко и считавший, что власть совершенно справедливо закрыла газету "Слово", обрушился на власти с критикой по поводу ареста издателя. Резонанс задержания Огрызко был так силён, что в Совете министров в защиту издателя газеты "Слово" решительно выступили министр народного просвещения Евграф Ковалевский, председатель комиссии по крестьянскому вопросу Яков Ростовцев, и даже… шеф жандармов князь Василий Долгоруков.
Впрочем, как судачили в светских кругах, больше всех за освобождение Огрызко хлопотала вдова Андрея Карамзина, имевшая в Петербурге огромные связи. 13 марта 1859 года Иосафат Огрызко был отпущен на свободу.
Выйдя из тюрьмы, Огрызко не только сохранил прежнее положение в петербургском обществе, но даже укрепил его. Благодаря своим связям в правительстве он в 1861 году из Департамента горных и соляных дел перешёл с резким повышением по службе в департамент податей и сборов при Министерстве финансов Российской Империи.
История с арестом, казалось, ничему не научила Огрызко. В апреле 1862 года, за свои публичные симпатии к Чернышевскому, попал в число "подозрительных и неблагонадёжных". Его фамилия в списках III-го отделения петербургского жандармского управления была снабжена пометками: "Находится в подозрительных сношениях с Чернышевским" и "Желательно произвести обыск". Правда, до обыска дело так и не дошло. Иосафат Огрызко по-прежнему считался в петербургском обществе весьма влиятельной фигурой. Не случайно его побаивался даже шеф жандармов…
Аврора пыталась отвлечь своего друга от революционной деятельности. Несколько раз Огрызко, по её просьбе, выезжал на демидовские заводы с инспекциями и другими поручениями, а так же какое-то время он плотно занимался приведением в порядок семейных архивов, как Карамзиных, так и Демидовых. Но её усилия были тщетны. Осенью 1864 года Иосафат Огрызко был обвинён в причастии к польскому восстанию. После подавления бунта в Литве жандармы, проводя в Вильно массовые обыски и аресты, перехватили переписку одного из активистов повстанцев. И в бумагах они неожиданно наткнулись на письменные рекомендации за подписью Иосафата Огрызко.
Был ли секретарь Авроры Карамзиной-Демидовой действительно причастен к восстанию, или его имя в изъятых документах оказалось по стечению обстоятельств? На этот счёт существует несколько версий. Так или иначе, прямых улик у жандармов не было, и Огрызко вновь отпустили. Правда, на несколько дней, до тех пор, пока в руки жандармов случайно не попал бывший преподаватель Артиллерийской академии Владислав Коссовский, одно время отвечавший у повстанцев за связь с обществом "Земля и воля". Согласно его показаниям, Иосафат Огрызко был активным участником заговора. 13 ноября 1864 года Огрызко арестовали и, несмотря на заступничество шефа жандармов Долгорукова и Авроры Карловны, отдали под следствие.
Следствие длилось почти год,
но никаких сколько-нибудь значительных
результатов не дало.
Тогда следователь Николай Гогель, сфабриковал
несколько улик против Огрызко, которые, вкупе с
лжесвидетельством подставных лиц, позволили
представить в суде Иосафата Огрызко активным
членом и одним из идеологов польского восстания.
Следствие закончилось в 1866 году, и дело передали
в суд…
…Аврора всячески пыталась облегчить участь своего бывшего домашнего секретаря. Но и она, как другие влиятельные заступники Огрызко, натолкнулась на сильнейшее сопротивление генерал-губернатора Северо-Западного края Михаила Муравьёва, у которого были личные мотивы. Во-первых, Огрызко, в период своей службы в Министерстве финансов, как-то публично обвинил Муравьёва в казнокрадстве. Муравьёв так и не смог доказать свою невиновность, и лишь случайно избежал сурового наказания. Кроме того, М. Муравьёв хотел отомстить главной покровительнице Огрызко – Авроре Карамзиной, которая в своё время решительно воспротивилась тому, чтобы его сын Николай занял место опекуна при её сыне. Не исключено, что именно Муравьёв в 1865 году инспирировал серию анонимных статей, которые тогда гуляли по многим газетам России. В этих статьях содержались недвусмысленные намёки на именитую женщину, якобы благодаря которой сочувствовавший полякам молодой белорусский юрист пробился в высшие слои петербургского общества и имел деньги. Больше того, один из анонимов настаивал:
"Огрызко был человек бедный и существовал только на жалование, которое в то время получал в частном доме по должности секретаря, он сумел снискать расположение этого дома до такой степени, что ему было выдано 40 000 рублей особою, носившей почтенную русскую фамилию…"
…Суд приговорил Иосафата Огрызко к смертной казни. Лишь в самый последний момент высшая мера была заменена на двадцать лет каторги. В высших петербургских кругах догадывались, что смягчению участи Огрызко во многом поспособствовала его бывшая хозяйка. Князь Мещерский, к примеру, не скрывая, утверждал, что от казни Огрызко спасла исключительно Аврора Карамзина, "которая просила о помиловании лично Государя и получила его".
Так закончилась история последней любви "роковой" Авроры…
————————————
При подготовке материала использовались
следующие источники:
— Вяч. Огрызко "Роковая женщина",
Литературная Россия, 2007 г.;
— В. П. Мещерский "Записки и воспоминания",
"Вехи", неизв.
— ГА РФ, ф. 677;
— личные архивы автора;
25.11.2014