Зуагзеба и другие

(Альманах библиофила. М.: Изд-во "Книга", 1976. Выпуск третий, стр. 36-40)

(Альманах библиофила. М.: Изд-во "Книга", 1976. Выпуск третий, стр. 36-40)

    Жал когда-то литератор, о котором сейчас едва ли кто помнит. В меру своих способностей писал пьески, статейки и театральные рецензии. А подписывался иногда таинственно и звучно: Зуагзеба. Псевдоним интригован, я не ахти какие содержательные заметки Зуагзебы, должно быть, обязательно прочитывались, в чем не мог быть уверен другой автор с простецкой подписью.

    Секрета в этом нет: обычных фамилий тысячи, и они не возбуждают интереса, а редкий Зуагзеба, как яркое пятно на сером фоне, сразу бросается в глаза. В этом психологическое, что ли, отличие многих псевдонимов от рядовых авторских фамилий. Эту особенность в первую очередь улавливают, те, кто собирает и исследует псевдонимы.

    Зуагзеба почему-то не отражен в "Словаре псевдонимов" И.Ф. Масанова, вероятно, не встретился ему. Но через 60 лет после своего возникновения попался на глаза другому собирателю, при близком рассмотрении был вывернут наизнанку и тут же потерял таинственный покров. Изнанка оказалась лицевой стороной и Зуагзеба был водворен на положенное ему место в алфавитном каталоге раскрытых псевдонимов.

    Это и будет моим ответом всем, кто спрашивает, как мне удается раскрывать псевдонима. Наряду с собиранием уже готовых, расшифрованных, я подвергаю исследованию многие нераскрытые, и зачастую удается назвать настоящее имя автора.

    Сложное занятие? Да. Потому что даже расшифрованный псевдоним, зафиксированный в какой-нибудь библиографии, не всегда можно безоговорочно принять на веру.

    В библиографических изданиях нет-нет да и попадется такой "ляп", что диву даешься. Например, в авторитетном библиографическом справочнике напечатано, что за подписью "Москвич" в "музыкальном и театральном вестнике" за 1856 г. выступал B.C. Баскин. Позвольте, возможно ли это? Ведь музыкальному критику Владимиру Сергеевичу Баскину в то время не было и года от роду. В словаре Масанова и других справочных изданиях сказано, что он родился 15 июня 1855 г. Просматриваешь другой библиофический труд и наталкиваешься на новую несуразность: распространенный криптоним "М.А." в популярном издании отождествляется с именем известного фольклориста, умершего за два года до этого. Или автором статьи в театральном журнале назван писатель, который в момент публикации статьи еще бегал в коротких штанишках. Составителей сбил с толку схожий псевдоним "С. Львов"

    Из этого видно, насколько осторожен и осмотрителен должен быть библиограф при определении авторства, чтобы не сотворить ошибку, которая потом начнет кочевать по печатным страницам. Я стараюсь узнать о предполагаемом авторе все, что возможно: когда начал литературную деятельность, в каких изданиях сотрудничал, какие вопросы освещал... Полную ясность могли бы внести только редакционные разметки и гонорарные ведомости, но таких документов от давно прошедших лет сохранилось очень мало. Для меня такой давностью являются года моего раннего детства – первое послеоктябрьское десятилетие, на которое я делаю упор в своих поисках.

    Меня спрашивают, чем объяснить мою азартную охоту за псевдонимами. На это я не могу ответить исчерпывающе даже самому себе. Книголюб и книгочей с шестилетнего возраста, очевидно, я должен был чем-то расплатиться за хаос знаний, почерпнутых из книг.

    Корни этого увлечения уходят далеко. В деревне, где я родился и рос до десяти лет, были в ходу всего четыре фамилии: Мартыновы, Рудаковы, Чечулины и Черных. Последних было большинство. И в соседних деревнях было по две-три, а то и по одной фамилии: Поповы, Немытовы, Татариновы и т.д. Об этом я знал чуть ли не с пеленок. По фамилии безошибочно судили о человеке, из какой он деревни или где родился. В каждой деревне было несколько полных тезок. В нашей школе учительница могла обратиться к первокласснику: "Степан Яковлевич, иди к доске!" Никого это не удивляло, так как в классе был еще один Степка с той же фамилией, но с другим отчеством. Всякий заезжий человек с незнакомой фамилией возбуждал во мне любопытство, казался пришельцем из другого мира, таинственным, непонятным. Я бесцеремонно спрашивал приезжего, почему у него такая фамилия.

    Когда мои родители переехали в районный город Алапаевск, мне шел одиннадцатый год. С удовольствием разгуливал я по улицам города и читал приколоченные на воротах и торцах угловых бревен жестяные указатели с номером дома и фамилией домовладельца. Номера меня не интересовали, а вот фамилии – очень! Особенно необычные, возможно, единственные на весь город, непривычные по звучанию: Пальма, Мужиченко, Винт... Экзотический Пальма вызывал в воображении картины Африки. А Мужиченко приводил в недоумение: как можно иметь такую обидную фамилию? Ведь в деревне у нас, случалось, о ком-нибудь нелестно отзывались так: "Худой мужичёнко!". В то время мне было невдомек, что украинская фамилия Мужиченко к слову "мужик" не имела никакого касания и произносилось без "ё".

    Такие "исключения из правил", как Пальма и Мужиченко, застревали в моей цепкой памяти. Еще в начальной школе я любил составлять список прочитанных книжек и обязательно указывал автора. Фамилии авторов запоминались сразу и на всю жизнь. В конце концов у меня выработалась способность на лету запоминать труднейшие фамилии, географические названая и слова иностранных языков. Чем мудреннее название или слово, тем легче оно запоминалось. Поэтому учеба в школе мне давалась легко, кроме, правда, математических дисциплин.

    Не эти ли детские игры в ономастику, не эта ли рано развившаяся восприимчивость к звучанию трудных необычных слов и послужила той закваской, на которой выросло увлечение собиранием псевдонимов?

    Триста с лишним псевдонимов, посланные мною Ю.И. Масанову и помещенные в дополнениях к 4-му тому "Словаря псевдонимов" И.Ф. Масанова, не были последними. Псевдонимы мне постоянно встречались и после выхода словаря. Я продолжаю их собирать и вот уже много лет трачу на это занятие свободное от работы время. Изучение ретроспективных библиографий доставляет мне удовольствие, а просмотр старых книг, журналов и газет в поисках неизвестных псевдонимов превратился в ежедневную потребность. В тишине читальных залов заношу на карточки все новые и новые имена, зачастую давным-давно забытые. Для каждого уготовано постоянное место в картотеке псевдонимов, которую один мой приятель прозвал "Ноевым ковчегом" – за разнообразие псевдонимов и лиц, собранных в нем.

    Меня спрашивают, как мне удается установить настоящее лицо, завуалированное псевдонимом. Путей к этому много. Никогда нельзя пренебрегать уже обследованными источниками, где псевдоним дается расшифрованным. Здесь бывают нужны дополнительные сведения, подтверждающие правильность атрибуции. Это могут быть архивные раскопки и свидетельства современников. А если я беру нераскрытый псевдоним, знаю, что это именно псевдоним и в каком издании он употреблен? Что я буду делать? Я постараюсь досконально изучить круг авторов этого издания, устроить "сито", сквозь которое "высыплются" все известные мне авторы с настоящими фамилиями, останутся же те, чьи имена мне встречаются впервые, в том числе явные и предполагаемые псевдонимы. Начинается кропотливый поиск – кто есть кто? В ход идут справочные издания и каталоги крупных библиотек. Разыскиваю тех, кто может знать что-либо об этих людях и их псевдонимах. Путем добычи таких сведений, анализа сопоставлений, предположений, догадок, текстологического и идейно-тематического анализа круг все сужается, наконец можно уверенно сказать, кто прячется за псевдонимом... Но не всегда, подчеркиваю, не всегда удается добиться успеха. Порой убеждаешься, что псевдоним вряд ли будет раскрыт когда-нибудь: тончайший камуфляж, хитрейшая подделка под другого автора, и – неудача...

    Иногда меня называют коллекционером. Но родственный по духу, по азарту этому вездесущему и неуемному племени, я себя таковым не считаю. Коллекционер чаще всего наперед знает, что ему нужно отыскать, чем пополнить свою коллекцию. Я же никогда не знаю наперед, какие находки меня ожидают, но я всегда в предвкушении неожиданного открытия, за которым может скрываться забытое событие литературной, общественной или научной жизни...

    Работа эта дает мне духовное удовлетворенно, ощущение своей полезности, причастности к научному поиску. За 17 лет мною собрано и описано более 20 тысяч псевдонимов. За это же время получена не одна сотня писем – от писателей, журналистов, ученых, артистов, книголюбов и просто любознательных, доброжелательных, знающих людей. Нередко письма ко мне адресуются весьма просто: Нижний Тагил, собирателю псевдонимов С.Я. Черных.

    А по профессии я рабочий, 27 лет проработал на Нижнетагильском металлургическом комбинате – скреперистом, электролафетчиком, слесарем-киповцем, слесарем-наладчиком промвентиляции. Продолжаю трудиться и дальше. Днем отыскиваю недуги вентиляционных систем, а вечером – ищу псевдонимы. В "Ноевом ковчеге" у Зуагзебы почти ежедневно появляются новые соседи.

    Нижний Тагил

С.Я. Черных.

 

 

Главная страница